Наконец, Асалуг остановилась, когда лес оказался за ее спиной, а тропа уводила за холмы через реку и еще два других холма, упираясь в мрачную кедровую рощу. Девушка вытащила перо, проткнула им ладонь, где образовалось уже с десяток круглых шрамов, и принялась быстро писать.
– Чрез земли покровы, огня переливы, толщи воды и ветра порывы, перенеси меня воля сквозь временные просторы! – пропела она, открываясь незримому и отдавая во всю власть его собственные тело и разум.
Прохлада леса сменилась удушливостью нагретых каменных строений, день сменился ночью, а одиночество компанией. Стоило Асалуг открыть глаза, как она увидела перед собой застывшего в изумлении мужчину с седой бородой.
– Как ты здесь оказалась? Клянусь, ты появилась из ниоткуда! – выдохнул он, глядя по сторонам.
Асалуг тоже огляделась и увидела роскошный сад.
– Ты монарх? – спросила она.
– Монарх, – растеряно кивнул он.
– А я Асалуг, – представилась она, стремительно погружаясь в полную растерянность.
Она глядела на монарха, и не видела в нем врага. В ее воображении он рисовался наглым, высокомерным, мерзким на лицо, но в реальности она увидела его обычным мужчиной, лишенным какой-либо надменности и жестокости.
В ее власти было воззвать к матери-природе, дабы покончить с этим человеком, да отправиться восвояси, накликать на его голову громы и молнии, или же натравить розовый куст, чтобы иглами своими он истыкал монаршее тело. Но Асалуг не находила в себе сил совершить такое злодейство.
– И что же столь красивая девица делает здесь одна? – поинтересовался монарх, возвращая себе былое спокойствие. – Что тебя привело?
– Матушка моя направила к тебе, – созналась Асалуг со вздохом. – Ты отнял у нее любовь всей жизни шестнадцать лет назад. Она не простила тебя.
– Как же звали твою матушку? – нахмурился монарх. – Много тогда любимых мужчин полегло, то было время войны.
– Отчего же ты не полег?
– Если бы я полег, то и все княжество следом за мной ушло. Война была бы проиграна. Таков удел монарха.
– Матушка моя родом из Рахока. Там я росла. Вряд ли ее имя что-то скажет тебе, раз мой отец был не единственным, кто отдал свою жизнь.
– Нет же, скажи, – монарх вдруг пришел в странное возбуждение. – Уж не черны ли ее волосы и не темны глаза?
– Да с десяток таких женщин найдется в Рахоке.
– А нрав ее колюч, как еловые ветви?
– И таких с десяток найдется.
– Дом ее из бруса на берегу пруда?
– Таких там с пяток.
– У крыльца дома ее сирень?
– У пары точно.
– Ставни дома украшены резьбой птичьего танца?
Асалуг удивленно вскинула брови.
– Так ты помнишь ее?
– Да, – монарх опустил голову. – Я правда призвал ее возлюбленного на войну, как и многих других. Увы, она зареклась тогда, что не простит мне этого. Видимо, ты и есть тот зарок.
– Мать растила меня для этого, но отчего-то я не могу решиться.
– Потому что негоже дочери на отца руку поднимать. Оплошала твоя мать, решив, будто ты способна на такое.
Асалуг не могла найти слов после услышанного, а монарх расходился все более гневной речью.
– Она выбрала его, вместо меня, хоть и знала, что уже носила тебя под сердцем. Не от злости я призвал его, а от необходимости, но где женщине это было понять? Она решила, что такова моя ревность. Как ни силился я ей объяснить, но не слышала она меня. И решила отомстить, взрастив мою дочь моей же убийцей.
– Раз теперь все узналось, значит мне не нужно переступать через себя! – воодушевилась Асалуг, и правда чувствуя в монархе странное родство. – Мне так этого не хочется, но и против матушки идти не могу. Но раз ты мой отец, у меня есть оправдание!
