Так называлась передача на радио, а беспокойная мелодия, как я узнала позже, была эпизодом «Спор Монтекки и Капулетти» из балета Прокофьева.
В классе Раиса Ивановна посадила меня за первую парту первого ряда и отлучилась куда-то. Я повесила портфель на крючок и стала с осторожным любопытством глядеть на приходящих одноклассников, но подойти ни к кому не решилась. Прозвенел звонок. Раиса Ивановна вернулась и привела с собой мальчика в пиджаке с большими плечами. Она легонько подтолкнула его к моей парте, громко объявила всем:
– Здравствуйте, ребята!
Через несколько секунд мы сели. Раиса Ивановна стала читать вслух какое-то стихотворение. Я слушала её так, как в жару пьют воду: жадно, с наслаждением. Но потом, к моему небольшому огорчению, велено было открывать прописи и писать какие-то закорючки. Я с четырёх лет научилась читать, с пяти – писать и удивилась тому, что кто-то, оказывается, этого не умел. Однако учительницу надо было слушаться, и я продолжала рисовать загогулины в прописи, как вдруг меня легонько толкнули локтем.
– Ты кто?
Мальчик с золотисто-карими глазами, аккуратно подстриженной чёлкой внимательно смотрел на меня.
– Лена, – ответила я. – А ты?
– А я Вова. Смотри, какой у меня рюкзак – с Оптимусом Праймом! – он снял с крючка свою сумку и приподнял её, чтобы показать мне.
– Здорово, – шепнула я. – А кто это такой – Опиус Прайм?
Вова изумился.
– Ты что, не зна-а-аешь?
Я неловко пожала плечами.
Раиса Ивановна недовольно окликнула нас:
– Так, Вова и Лена! Работает рука, а не язык!
– Я тебе расскажу. Всё расскажу и покажу! – шепнул мне Вова.
Он и впрямь рассказал и показал мне так много, как никто другой. В тот первый школьный день после уроков Вовка спросил у Раисы Ивановны:
– А Лена тоже на продлёнке?
– Да, – ответила она. – Воспитатель через полчаса придёт, иди пока, покажи ей школу.
Я не знала, что такое продлёнка, но это было неважно. Вовка схватил меня за руку, мы вылетели из кабинета, промчались вверх по лестнице на второй этаж. Когда наш бег остановился, он, едва переведя дыхание, поведал мне с самым счастливым видом:
– Смотри! Это всё наша школа. Большая, да?! Вся наша!! Тут, в холле, лавки ставят и представления дают разные. А по стенам – кабинеты. Это кабинет музыки, это – математики, там дальше – истории… Потом английский…
Я смотрела на него так, как смотрела, наверное, Ева на Адама, когда Господь воззвал её к жизни в райском саду: как на человеческое существо, столь похожее на меня, и в то же время дивно непохожее, равное мне и в то же время уже знающее об этом мире больше, чем я.
Обойдя кабинеты второго этажа, мы остановились перед белой дверью, состоящей из двух половинок.
– Тебе понравится, – таинственно пообещал Вова.
Я осторожно открыла одну из створок и просочилась внутрь. Передо мной оказалась большая комната, по обеим стенам которой стояли шкафы с разноцветными корешками книг. Переднюю стену занимал ещё один шкаф с крупной надписью «Музей».
– Можно посмотреть? – спросила я у Вовки шёпотом.
– Конечно! – разрешил он мне так легко, будто был здесь хозяином.
За стеклом находились засушенные морские звёзды алого и шоколадного цвета, затейливые раковины, соломенные куклы в народных костюмах, расписные чашки и горшки – чёрные с золотом и белые с синью, глиняные фигурки коровок, лошадок, человечков. У меня вырвался стон восхищения.
– Красиво? – довольно спросил Вовка.
