Осторожно, крадучись, пробиралась она ощупью по длинным подземным проходам, поминутно боязливо озираясь, ибо ей всё чудилось, будто вокруг неё нет-нет да и раздастся вдруг то лёгкий шелест, то шуршание проворных крошечных шагов. Однако же то было не более, как учащённое страхом биение ее собственного сердца, так как каждый раз, как она приостанавливалась, всё тотчас стихало. Но вот добралась она, наконец, до своей комнаты и тут в изнеможении упала на кровать. Однако уснуть она еще долго не могла. Она понимала, что изменила своему слову, и не могла не сознаться, что, нарушив святость обещания, утратила всякое право на уважение.
Беспокойно металась бедная Фиорика, раздумывая, как ей поступить и на что решиться. Ее гордому прямому нраву была противна всякая скрытность, а между тем она знала муравьёв и как неумолимо строги и суровы были их наказания. Не раз привставала она на своей постели и, опершись на локоть, начинала прислушиваться, и каждый раз ей казалось при этом, будто всюду вокруг неё происходит какая-то торопливая возня, беготня и шуршание многих тысяч крошечных ног, как-будто весь муравьиный холм превратился вдруг в нечто живое.
Почувствовав приближение утра, Фиорика встала и приподняла одну из сотканных из роз портьер с намерением скорее выйти из муравейника и подышать свежим воздухом. Но каково было ее изумление, когда она увидала, что выход этот наглухо заделан еловыми иглами. Она бросилась было к другому, к третьему, четвертому и так один за другим обошла их все, но напрасно: все выходы до последнего оказались плотно заделанными до самого верха. Тут она начала громко кричать, и – глядь – на зов ее из бесчисленного множества незаметных для простого глаза щелей и отверстий целыми роями приползли к ней муравьи.
– Я желаю выйти на воздух, в поле! – строго заявила она им.
– Нет, королева, под открытое небо мы тебя не пустим, – отвечали ей муравьи; – чего доброго уйдешь ты от нас!
– Стало быть, вам более не угодно повиноваться мне?
– Нет, мы охотно будем по-прежнему повиноваться тебе во всём, но только не в этом. Воля твоя, и ты можешь в наказание топтать нас ногами; все мы согласны во имя общего блага и чтобы спасти честь нашей королевы пожертвовать своею жизнью.
Фиорика виновато опустила голову, и из глаз ее ручьём покатились слезы. Она просила и умоляла муравьёв отдать ей назад её слово, возвратить свободу. Но на все ее просьбы и мольбы строгие маленькие блюстители закона отвечали лишь гробовым молчанием, и не более как через минуту Фиорика увидала, что осталась совершенно одна в своей темной каморке.
О, как горько плакала бедная девушка, как тяжело вздыхала и горевала! Однако когда она сделала было попытку своими нежными пальчиками проложить себе дорогу к выходу; то очищаемое ею пространство моментально опять заполнялось, так что она пришла, наконец, в отчаяние и, рыдая, бросилась на землю.
Муравьи часто приносили ей для утоления ее жажды и росинки и капли сладчайшего цветочного сока, но ко всем ее просьбам и мольбам оставались, по-прежнему, неумолимо глухи. Однако же из опасения, что стоны и рыдания молодой девушки чего доброго будут услышаны извне, муравьи принялись строиться все выше и выше и таким образом воздвигли гору высотою с Вирфул ку Дор, и горе этой люди дали название Furnica – Муравей.
Уже давным-давно перестал разъезжать молодой королевич верхом вокруг этой горы, а между тем плач Фиорики и поныне слышится в тишине ночной.
