Но такой комнаты в огромной квартире не было. Был строго-мужской кабинет покойного Андрея Анатольевича со старинной мебелью красного дерева и необъятным письменным столом, крытым зеленым сукном. Была спальня Ады Николаевны, выдержанная в перламутрово-матовых тонах и отличавшаяся той простотой, для создания которой требовались немалые деньги и хороший вкус.
Очень простой паркет из темного ореха роскошно контрастировал с китайским ковром в розовато-лиловых, кремовых и сапфировых тонах. Все остальное – стены, занавески из натурального шелка, атласное покрывало на кровати орехового дерева – были разного оттенка перламутра.
Настоящий камин был отделан серым мрамором, а старинное «вольтеровское» кресло перед ним обито рытым темно-серым бархатом. Ночником служила искусно стилизованная большая раковина, которая светилась мягким, рассеянным полусветом, а туалетный столик поражал своей спартанской строгостью: серебряные щетки для волос, маникюрный набор и флакон духов. Ничего лишнего, ничего вульгарного.
Но… Это могла бы быть спальня Снежной Королевы или Ледяной Девы. Яркий ковер на полу спасал положение лишь частично, как и сидевшая в небольшом кресле возле окна кукла. Яркая брюнетка в изумрудном платье эпохи Наполеона, с золотым шарфиком и в золотых туфельках-котурнах на миниатюрных ножках. Ручки по локоть затянутые в крохотные перчатки из настоящей лайки. А фарфоровое личико – смуглое, с матовым, чуть заметным румянцем, освещали необыкновенной красоты зеленые глаза: точно два изумруда в оторочке длинных ресниц.
– Какая красавица! – ахнула Жанна, увидев это произведение искусства в первый раз. – Просто маленькая дама.
– Этой маленькой даме, – ворчливо заметила следовавшая за ней по пятам Алевтина, – лет двести, а то и с хвостиком. Старина необычайная. Ада Николаевна держит ее за семейный талисман и бережет, пуще глаза. Упаси Бог кого к ней притронуться.
– Это – кукла ее бабушки?
– Это – кукла прабабушки Андрея Андреевича, – фыркнула Алевтина. – Их сиятельство собственную родословную так в мужнее происхождение закопали, что сами забыть изволили, кто есть кто. Впрочем, сама увидишь, скоро пожалует. Пошли пока отсюда, от греха-то подальше.
– А за той дверью что? – поинтересовалась Жанна, указывая в противоположный от входной двери угол.
– Туда нельзя. Там – мастерская Ады Николаевны, даже меня не допускает, а ключ всегда с собой возит. Уж что там за тайны – не знаю, врать не буду, но хранит она их… Может, конечно, Андрей знает, но и то – вряд ли. Вот тут, за стеной – ее туалетная комната, дверь потайная, со стеной сливается. Так туда можно войти совершенно спокойно, только без хозяйки. Там я уборку делаю, горничную не допускают.
– Эскуриал какой-то, – пробормотала Жанна. – Видели бы вы, как мы с мамой живем…
– Догадываюсь, – усмехнулась Алевтина. – Как все нормальные люди в однокомнатной квартире. Мама на кушетке, тебе кресло раскладывают. Правильно?
– Откуда вы знаете? – растерялась Жанна.
– Андрей рассказал, откуда же еще? Он-то таких квартир, как у тебя, давненько не видел… Ну все, пошли отсюда, не люблю я тут долго находиться. Мне еще нужно серебро достать, распорядиться, чтобы вычистили. Да хрусталь перемыть и перетереть. Через два дня мадам возвращается, а через три – очередной прием. Крутись тут, как хочешь, главное, чтобы ее драгоценные традиции соблюдались.
