Она, смеясь, осыпала его этим сверкающим фонтаном. Он ловил их брызги – иногда в наспех сделанном наброске, иногда в строке – пытаясь зафиксировать эти видения на бумаге, чтобы они вновь не улетели в другой мир. Иногда образы из его головы перетекали на бумагу, иногда его пером водила она, и он всегда жаждал именно этих моментов. Такие рифмы получались лучше всего!
…
Потрудились они на славу. Уставшие и счастливые – Он и Она – разметались на диване, и начался самый сложный разговор в его жизни. Он знал, что этого не избежать.
– Говорят, ты собираешься жениться, – нарочито равнодушно спросила она. Даже не спросила, а проговорила, как факт но сомнительного содержания.
– Ты просто её не видела! Она божественна! Она красавица! Она – первая красавица, я – первый поэт, мы будем прекрасной парой! – стал сбивчиво оправдываться он в ответ.
– Красавица! – слишком громко, даже несколько вульгарно расхохоталась она в ответ. – «Гений чистой красоты»! Да ты так про каждую говорил! Жениться-то зачем?
– Тут другое, – упрямо опустив голову, сказал он. Разговор приобрёл направление, из которого пути назад нет.
– Вот что скажу тебе, мой дорогой, – её голос стал похож на сталь. Он разрезал воздух так беспощадно, что ему страшно было дышать. – Ты – поэт, и ОБЯЗАН служить Музе. Выбирай – или Я, или Она.
Он молчал. Так, в размолвке, они и заснули.
Когда первый луч солнца упал на подушку, она проснулась и засмотрелась на его лицо. Как она любила играть его кудрями, любила смотреть, как вспыхивает творческий огонёк в его ганнибаловских глазах.
– Я помогу тебе сделать правильный выбор, – прошептала одними губами она, нежно водя кончиком пальца по смуглой коже его лица. – Я дам нам… Три месяца. Три месяца мы будем вместе – только Ты и Я. Я договорюсь с Роком. Я покажу тебе, на что я способна. На что МЫ способны! Такого в твоей жизни не было никогда! Я осыплю тебя такими дарами, что ты поймёшь, что мы созданы друг для друга! И ты передумаешь!
Утром он выглядел несколько поникшим, виноватым, но ничего не говорил.
Блестящая, сияющая, она сидела напротив за столом и улыбалась. Разговор начала она:
– Я хочу сделать тебе подарок!
– Подарок? – он с любопытством смотрел в её прекрасное лицо.
– Да. Ты будешь писать… ПРОЗУ!
– Я?! Прозу?! Я – великий поэт России?! Я не смогу! – с возмущением отодвинул он от себя пачку бумаги.
– Сможешь! Ну, если волнуешься, напишешь, что это не твои повести, а чьи-то ещё, – соблазняюще улыбнулась она.
– Чьи?! – непонимающе смотрел на неё Поэт.
– Ну, скажем, Белкина!
…
Три месяца они были вместе и дни и ночи напролёт предавались творческой страсти. Муза не оставляла поэта ни на миг. Карантин, который устроил Рок, сводил на нет все его попытки уехать из Болдина. Он снова и снова возвращался от кордонов к ней и писал так, как никогда до этого не писал. Он ликовал и упивался их страстью, Муза – надеялась. Она верила, что эти три месяца позволят ему сделать правильный выбор.
…
Он не оценил её порыв. Страсть к первой красавице оказалась сильнее. Страсть или Гордыня? Он так и представлял, какие у всех будут лица, когда они войдут в бальный зал. Он – и Она! И ничего, что она выше ростом.
Поэт вернулся в Москву, женился, стал жить в Санкт-Петербурге, но семейная жизнь и денежные хлопоты всё больше и больше затягивали его в суету жизни, разлучая их – его и Музу.
«Мне необходимо месяца два провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий и кончить книгу, давно мной начатую, и которая доставит мне деньги, в коих я имею нужду», – писал он 30 июля 1833 года управляющему III Отделением А. Н. Мордвинову.
