Сказки волчьего леса - страница 2
– Здравствуй, приятель.
Олень открыл глаза, вздрогнул, забился. Потом, хотя и с трудом, но смог перевернуться и лечь, опираясь на передние ноги.
– Пощади, – простонал олень.
– Зачем? – спросил волк.
Олень озадачился, но спустя пару минут смог придумать ответ.
– Я вожак, – сказал он гордо, – меня ждет мое стадо.
– И что? – поинтересовался волк.
– Скоро придет весна, и мы будем скакать по зеленой травке, вольные и прекрасные! – ответил олень, мечтательно закатив глаза. Теперь настала очередь волка озадачиваться.
– Красиво, конечно. Только я здесь причем? – спросил он, наконец.
– Я вожак, – повторил олень, – у меня много женщин. Я покрою их, и родится множество пятнистых грациозных оленят.
– И?
– Ты же волк! – рассердился олень. – Тебя должно интересовать пополнение нашей популяции!
Волк задумался и медленно проговорил:
– Ты предлагаешь мне съесть твоих детей?
– Природа жестока! – горячась, воскликнул олень, – Таково устройство мира!
Волк пожал плечами и признался:
– Я берегу своих волчат, и на устройство мира мне плевать.
– Но ты же так рационален, – настаивал олень, – и даже если, как ты высказался, тебе плевать на устройство мира, ты должен понимать, что еда тебе и твоим собратьям нужна. А отпустив меня сейчас, ты делаешь вклад в свое будущее и будущее своих детей.
Волк улыбнулся и ответил:
– Я понимаю. Пойми и ты. Допустим, я тебя отпущу, и ты как-то доковыляешь до своего стада, что уже сомнительно. Предположим даже, что твои соплеменники помогут тебе выжить, и кости у тебя на ноге срастутся. Но ты же останешься калекой. И твои женщины уйдут от тебя к молодым и здоровым. И уже от тех родятся грациозные пятнистые оленята. Не от тебя. А ты будешь никому не нужен. Станешь плестись поодаль, собирая подачки.
Олень опустил голову и простонал:
– Ты слишком жесток. Ну прояви же милосердие.
Волк поднялся на лапы, подошел к оленю и быстро перегрыз ему горло, потом облизнулся и проговорил:
– У нас разное понимание милосердия, дружок.
Непонимание
Когда волк был еще волчонком, однажды на болоте он увидел цаплю. Цапля была прекрасна. Волчонок сел на кочку, раскинув толстые неуклюжие лапы, и долго ею любовался – такой белой, такой стройной и такой изящной.
Цапля тоже любовалась собой. Она, поджав одну ногу, смотрела на свое отражение в воде, то приближаясь к нему так, что почти касалась воды клювом, то отдаляясь как можно дальше.
Рядом с цаплей издевательски квакали лягушки. Волчонок не понимал, о чем они квакали, он был еще глуп и неопытен.
Наконец, цапля заметила зрителя, чуть повернула к волчонку свою красивую голову и томно проговорила:
– Мир так ужасен.
Волчонок только вздохнул. Ведь цапля была так красива. Стало быть, она была умна и сказала сейчас умную вещь. Нет, в глубине души волчонок знал, что мир удивителен и справедлив, но сейчас в его большой лохматой голове зародилось сомнение.
– Мир не ценит красоту, – продолжила цапля, одним глазом наблюдая за собственным отражением, – такие, как мы, вынуждены оставаться одинокими.
Волчонок вздохнул. Ему вдруг стало жаль цаплю. Себя волчонок красивым не считал. Собственно говоря, до последнего времени ему было как-то наплевать на красоту. Его больше интересовали действенность и целесообразность. Иными словами, его заботило лишь то, что нужно выполнить для того, чтобы достичь результата, скажем, поймать лягушку, если ты голоден.
Волчонок снова вздохнул и подумал о том, что же ему сделать такого, чтобы прекрасная цапля перестала грустить. Но что он мог, он – маленький некрасивый глупый волчонок? Он посмотрел на лягушек, чье непонимающее кваканье уже начинало его раздражать. Лягушкам явно не было дела до красоты цапли. И тогда волчонок прыгнул и тут же поймал одну из лягушек. На подгибающихся от волнения толстых лапах волчонок подошел к прекрасной цапле и положил у ее ног полузадушенную лягушку. Птица посмотрела на подношение, опять одним глазом, а потом вдруг быстро схватила лягушку клювом и стала медленно, явно получая от этого удовольствие, глотать жертву. Волчонок завороженно следил за тем, как раздувается прекрасная шея цапли, как по ней вниз скатывается комок живой еще лягушачьей плоти.