– Странно, мне, отец, что все туман этот лежит да не уходит. Странно. А птицам высоко, я думаю, все видно да все ясно.
– Тогда, наверное, они о себе и позаботятся.
– А кажется, будто им забота нужна наша, отец, людская. А что если этот туман рассеется, уйдет? Ты думал об этом, отец? Что, если завтра будет не таким, как вчера, и не таким, как сегодня? Ты думал, отец, что наше завтра может быть ясным, светлым, и мы будем вновь наслаждаться видом полей и озер, полетом птиц?
Граф задумался.
– Хельга, но ведь туман никому не причиняет вреда. Поля все так же плодородны, леса все так же полны дичи. Тот мир, в котором мы живем, который мы построили, он добр к нам, нам всем всего хватает.
– Нам есть что есть, где спать, и поленьев для камина достаточно. Но это не все, что нам нужно. Нам нужна жизнь, а это – выживание, – говорила девушка.
– Чего же тебе не хватает, Хельга?
– Света и правды, отец. Они самая важная часть мира, и их больше нет. Веками все происходит по законам установившегося порядка. А если в этом порядке есть ошибка и она укрыта от наших глаз этим туманом? Не наша ли эта задача – ее найти и исправить, отец?
– Ты говоришь, как твой дед, вот только он был рыцарь и люд простой от захватчиков защищал, и благодаря ему у нас есть этот мир, пусть даже в нем и много тумана. Не нужно тебе о таких вопросах гадать. Тебе уже о замужестве думать пора. Вот муж твой, благородный, будет мир к лучшему менять.
– Отец, – сказала младшая из сестер, – позволь нам завтра провести некоторое время в твоей библиотеке. Так много всего в латыни неясного. А мы втроем почитаем, и няня с нами, глядишь, и прояснится латынь в головах наших.
С благодарностью посмотрела Хельга на сестру, понимая, что спасла она ее от гнева отцовского.
– Так тому и быть, радует меня ваша прилежность. А ты, Хельга, будь настороже. Сначала человеку надобно главные дела на земле под ногами уладить, а уж потом в небо глядеть.
– Я поняла, отец, я буду прилежна, – она посмотрела в окно. – И все же туман этот, чужой он нам.
– Пытлива девчонка, смела, и как упустили дымчаки ее рождение из виду, уж не могли и предположить, видно, что и в графову семью дух соколиный проберется. Ну уж держись, размытое отродье, как почувствует она впервые ветер в крыльях своей стаи, так несдобровать уж вам, и не лежать больше туману на полях богатых.
– Ты бы хоть рассказал, что там у графов происходит? – раздался голос от начала каменной кладки.
– Грызун, и ты здесь?
– Я – куница.
– Ну, хорошо, куница. Мы, вороны, всегда, в общем, к грызунам с почтением относимся. Чего здесь делаешь-то? Не иначе как собак графских позлить решил.
– Ты лучше мне расскажи, что там происходит, чего там юная графиня рассказывает?
– А тебе какое дело?
– Как это какое? Я ведь тоже зверье, вот мне и важно, что дальше с миром будет.
– Ну, так и пробрался бы ты через хлев да посмотрел бы!
– Э, нет, через хлев никак нельзя, там-то как раз таки грызуны, да по-барски раскормленные. С ними лучше без контакта оставаться, поверь. Ну, давай уже спускайся, давай поговорим.
Ворон элегантно спикировал вниз, и они пошли к каменной изгороди. Ворон летел вдоль земли, сливаясь с ночной тьмой, а куница шныряла. Так они добрались до ограды, камни были большие, рельефные, по ним куница смогла забраться до верхнего края забора, на нем она вытянулась столбиком и смотрела на поля, туда же сел и ворон.
