Достаточно сравнить Романовскую редакцию Сибирского летописного свода с редакцией 1694 г., принадлежавшей, судя по всему, сыну боярскому Василию Петровичу Шульгину (возможно – с братьями), участнику и вдохновенному описателю военных подвигов[84]. Если Романов использовал в своей работе огромное количество документов Тобольской воеводской канцелярии, то и Шульгин был не простым рубакой, каковым хотел себя показать, – его рукопись стала самым значительным сборником материалов по истории Сибири среди кодексов со списками Свода[85], а сам он, видимо, не случайно упоминает о знакомстве с Семеном Ремезовым. В отличие почти от всех дворян – редакторов летописей, Шульгин столь обогатил объективное с точки зрения широкого читателя содержание Свода, что его работа прочно вошла в общую историю текста памятника. Редакция 1694 г. была продолжена отдельными записями до 1698, 1700, 1702, 1707, 1710, 1711 и 1713 гг.[86], на ее основе возникла редакция Томской воеводской канцелярии 1704 г., продолженная в свою очередь до 1707 и 1711 гг. и т. д.[87] Безусловно, на необычную популярность дворянской Шульгинской редакции оказало влияние объединявшее различные сословные группы особое самосознание малочисленных еще россиян Сибири и Дальнего Востока.
Для европейской России характернее судьба дворянской редакции Краткого Нижегородского летописца, которая, как и подобные редакции «Летописца выбором», была выключена из основного русла истории текста памятника. Стольник князь М.Ф. Шайдаков дополнил Нижегородский летописец оригинальными записями о местных событиях 1680‑х гг.: межевании, сыске беглых, пожарах и строительстве в городе и уезде. К Нижнему, однако, князь привязан не был. Ему было любопытно описать строительство Сызрани, переговоры князя Н.И. Одоевского «с польскими послы и комиссары» в 1683 г., странные природные явления, важно поведать о собственной службе на воеводстве в Козлове и т. п. За исключением отдельных заметок, рукопись Шайдакова не могла служить развитию текста Краткого Нижегородского летописца, хотя сама по себе она была достаточно любопытной, чтобы попасть в конволют известных книжников Евфимия Чудовского и Федора Поликарпова-Орлова[88].
Городское, провинциальное и общерусское местное летописание
Соотношение чисто дворянских редакций с основным направлением развития городского и провинциального летописания тем более любопытно, что последнее к концу XVII в. стало наиболее популярным жанром среди новых летописных памятников. По количеству сочинений, редакций и в особенности списков оно превосходит все создававшиеся тогда общерусские летописи и отражает огромный интерес книжников к истории своего города, уезда, края.
Даже наиболее приспособленный к потребителю «Летописец выбором» уступил в конце столетия пальму первенства производному от него «Краткому Московскому летописцу»[89]: единственному городскому памятнику, получившему самостоятельную жизнь среди множества местных редакций Летописца (псковской, вологодской, ярославской и т. п.).
В последней четверти XVII – первой четверти XVIII в. сформировались и распространились во множестве рукописей краткие городские и провинциальные летописцы: Двинской[90], Нижегородский[91], Вологодский[92], Ростовский[93], Казанский[94], Устюжский[95], упоминавшийся уже Сибирский (названный Сводом в основном из похвального местного патриотизма)
