То, что произошло, могло произойти только ночью. Посещения запрещены. Кто ночью мог проникнуть в палату? Медсестра. Санитарка. Это…. Это же был он! Конечно, на этом этаже один медбрат. Ведь Алексей сказал «он», а не она. Мужчина. Новенький. На костыле, хромой. Других больше не было. Роман. До него подобное не происходило. Это с ним связано? Павел Павлович соскочил и направился в комнату Романа.
Роман утром, ровно в восемь часов, оставил пост возле дежурной медсестры и отправился в свою келью. Умылся холодной водой. Вскипятил кофе, достал с вечера принесенные бутерброды. Решил перекусить.
Что ни говори, древний бог, а жрать охота. Кто-то солнечным ветром питается. А ему хлеба с колбаской и сыром подавай. Боги тоже жаждут. А его божество, живот, особенно. Горячий ароматный кофе и бутерброды. Было от чего подняться настроению. Не плохо бы и подремать, но надо работать. Дверь его кельи распахнулась, и через порог влетел Павел Павлович.
– Павел Павлович? – Роман отодвинул чашку с кофе, бутерброд положил на чистый лист бумаги.
– Роман, это что?! – Главврач хотел немедленно получить ответ на самый главный сейчас вопрос.
– Это бутерброд. Крошки от бутерброда. Я сейчас приберу. – Вот, начал трудовую деятельность с нарушения. Есть обеденный перерыв, есть буфет внизу. Надо будет исправляться.
– Объясни, что это? – Врач сел на стул напротив медбрата. Смотрел на того, как следователь на подозреваемого. Нет, как на преступника. Вина казалась очевидной.
– Где, Павел Павлович? – Роман немного растерялся.
– Я тебя спрашиваю про тринадцатую палату. – Павел Павлович пытался объяснить, о чем речь.
– А чего там? Я заходил, судно больному подал. Все было в порядке. – Роман понял, расплата неминуема. Но признаваться не хотел.
– Я спрашиваю про больных. – Павел уточнял свой вопрос.
– А с ними что? – Роман делал вид, что ничего не понимает. Признаваться ему не в чем. Кто съел вишневое варенье? Так это кот, забежал случайно и съел.
– Что?! Анатолий, у него гангрена. Отступила. – Павел Павлович испытующе смотрит на своего собеседника.
– Ну, так, поделом этой самой гангрене. – Роман пожал плечами. Какое отношение ко всему этому имеет он?
– Алексей. У него паралич прошел. Что ты можешь сказать по этому поводу?
– Не могу знать. Нам не по чинам. Я не врач. – Полное непонимание.
– Не прикидывайся. Ромка, говори! – Павел Павлович начинал гневаться.
– Чего говорить? – Медбрат пытался держаться прежней тактики.
– Что ты там делал? – Настаивал главврач.
– Я и говорю, судно больному дал. Спросил, может воды или еще чего. – Не пойман, не вор. Сознаваться ему не в чем.
– Не крути! Роман, Алексей, у которого паралич, от неожиданности, что чувствительность к ногам вернулась, выкрикнул: он правду сказал. Тут только одно объяснение, что ты был прав. Именно о тебе он говорил.
– Почему я был прав? Он так и сказал?
– Дословно: он сказал правду. За это время мужчина к ним заходил один. Он! Понимаешь, он. И это был ты. Только ты мог им что-то сказать. – Павел Павлович полагал, теперь Роману не отвертеться.
– Может и сказал. Подбодрить хотел. Не расстраивайтесь. Выздоровеете. Все пройдет. Медицина у нас на высоте. – Тщетная попытка. Роман понимал, придется в чем-то призаться.
– Роман, не издевайся надо мной. Просто сказал, а они тотчас выздоровели. Добрым словом вылечил. За кого ты меня держишь? Что ты с ними сделал?!
