– Могут?
– Они всё могут. Но я не дам. – Стариков хлебает светлого пива и причмокивает. И добавляет: – Есть предложение.
– У меня ресторан и пара забегаловок в провинциях. Я не такой уж богатый человек.
– Речь не о взятке. Пойдём.
Они покидают тошнотворное заведение, идут по шумному проспекту и сворачивают в чистенький двор отремонтированной пятиэтажки. Стариков в плаще, Стеван в куртке; ливень перестал, но оба ёжатся от наскакивающего ледяного ветра. Стариков облокачивается на скамейку, закуривает и протягивает пачку Стевану но, получив отказ, убирает её в карман. Затягивается и выдувает клубы плотного дыма, которые тут же разбивает неугомонный ветер. Стариков говорит:
– Добудь мне дервиша, и я оформлю перевод Ярушевского в заграничный госпиталь. Там, конечно, друга твоего внезапно потеряют.
– Звучит фантастично. И задача, и задумка. – Жуёт нижнюю губу, уточняет: – Зачем тебе дервиш?
– Приятно с тобой, Серб, дела иметь: не включаешь дурачка, – посмеивается Стариков, но весёлости в этом смехе ни на грамм.
– Дервиш нужен для экспериментов? Полагаешь, удастся приручить?
Стариков кивает и прикуривает вторую сигарету от первой.
– Опасности просчитал? Если выйдет из-под контроля? – спрашивает Стеван.
– Это ж не заяц или кабан, тут с кондачка не прокатит. А меры безопасности по содержанию я уже оформил.
– Что твои бойцы? Не справятся? – спрашивает Стеван.
– Мои бойцы хоть куда, – отвечает Стариков, – но понимать скитальцев, и уж тем более дервишей, им не дано. И это мне тоже известно, да.
– Осведомлённость твоя меня пугает.
– Лучше знаешь, крепче спишь, – усмехается Стариков, но ему совсем не до веселья. И добавляет: – Наверху конвульсируют и борются со всем миром: террористы, партизаны, давление дипломатов извне, повышение пошлин, бесконечные санкции, напряжённость в правительстве, внутриусобица. Арабы ещё эти лезут на Марс. Скоро пузырь лопнет, и понадобится новый инструментарий.
– Возглавишь переворот?
Стариков хохочет, и теперь ему правда смешно:
– Упаси господь, какой в жопу переворот?! Чего переворачивать?! И так на дне унитаза копошимся, так что верти – не верти, все в говне сидим. Но в говне – не в крови, и чтобы не стало хуже нужно чуть-чуть подсуетиться. Смекаешь, Серб?
– Честно? Нет. Встречная просьба: если я уломаю дервиша, ты переправишь Ярушевского к границе заказника. Дальше ничто не долетит, ты знаешь.
– Три вертушки просрали, ещё б мне не знать!
– По рукам?
Стариков отплёвывается, будто курил папиросы без фильтра, и скрепляет договор рукопожатием.
>>>
Всё-таки она добивается своего и прилетает из Риги в Москву, чтобы взять у Стевана интервью. Элеонора Максимова, среди своих Эля Бульдог; не самая тактичная, но крайне самоуверенная и не уличённая во лжи журналистка. Во всяком случае, она сохраняет право называться таковой, не скатываясь в лоно адверториальных куртизанок.
Интервью записывают в его скромной квартире на Ходынке с ремонтом в стиле «аскетичный хюгге», чтобы уютно и минимум острых углов. Перед записью Стеван угощает Элю и её коллегу красным вином, фоном включает пятую симфонию Малера. Интервью начинается поздно, и три камеры, установленные в углах квартиры, ведут запись.
Стеван в клетчатом костюме-тройке, на лице у него выражение усталости, и на разминочные вопросы он даёт чёткие ответы, не погружаясь в двусмысленную топкость метафор. Затем Эля переходит к сути.
