Достигнув бугристых облаков, Корней, со смешанным чувством облегчения и разочарования одновременно, открыл для себя, что они – обычный туман, только намного гуще.
С предосторожностями, на ощупь, долго и упорно продираясь сквозь него, он, наконец, увидел невероятно синее небо и слепящий диск на нем. А под ним простиралось во все стороны серое покрывало. Из него островками торчали заснеженные пики хребтов. Корней стоял на подступах к самому высокому горному массиву, состоящему из трех пиков.
Дальше, на севере и северо-востоке, просматривались ряды еще более величественных хребтов, сиявших серебром зубчатых корон. Своим видом они напоминали белопенные гребни речных шивер[35]. Когда-то мать рассказывала Корнею, что, по эвенкийским преданиям, за этими горами, через много дней пути – Тундра: ровная земля с бесчисленными стадами оленей, а еще дальше – Край суши, обрывающийся в Соленое море, покрытое полями льдов и торосов.
– Эх, побывать бы и там! – мечтательно вздохнул паренек…
По мере того как Корней поднимался к заветным вершинам, хрустальный купол неба вопреки его ожиданиям не приближался, а, напротив, темнея, удалялся, становясь еще более недосягаемым. Корнею трудно было представить, что внизу, под сугробами облаков, сейчас пасмурно – так ярко полыхало здесь солнце, слепил глаза снег. «Вот он – мир ангелов и архангелов! Может, где-то поблизости и Божья обитель», – с благоговейным трепетом подумал он.
Горный массив, к которому он поднимался, оказался не трех, как виделось снизу, а пятиглавым. Невесть откуда возникший ветер погнал по перемычкам, соединяющим вершины, седые пряди поземки. Колючие вихри крепчали. Встречный снег слепил глаза, сбивал дыхание. Дивясь тому, как быстро переменилась погода, Корней зашел под защиту суставчатых скал-останцев, частокол которых, словно вешки, указывал дорогу к намеченной цели – самому высокому пику. Глянув на уходящую вверх ложбину, он застыл от удивления: поперек ее медленно двигалось черное существо, похожее на человека. В этот миг налетел мощный шквалистый вихрь, и все видимое пространство потонуло в белой мгле. Когда порыв ослабел и видимость улучшилась, скитник с удовлетворением отметил, что видение исчезло.
«Пожалуй, лучше пережду, а то мерещиться всякое стало. Да и подкрепиться пора», – решил он и заполз в нишу под скалой. Метель тем временем разыгралась не на шутку. Вскоре даже ближние скалы растворились в снежной круговерти. «Как бы не пришлось возвращаться», – подумал Корней и привалился к податливому надуву: усталость, а главное, непривычность к высоте все же давали о себе знать.
Под завывание ветра незаметно подкралась дрема, сладостная и неподвластная воле человека. Веки смежились. Корней почувствовал, что теряет вес. Тело стало легким, почти невесомым, и он полетел… В тающем тумане проступил высоченный снежный пик и солнце прямо над ним. Корней опустился на заснеженную вершину почему-то босиком и высоко поднятыми руками прикоснулся к сияющему шару.
«Хорошо-то как! Ох, как хорошо! А светило-то, оказывается, вовсе и не жгучее, а, напротив, теплое и ласковое!»
Скитник осторожно приподнял и понес светило, ступая босыми ногами по обледенелой кромке гребня, но от нестерпимой боли в ступнях… проснулся.
Над ним склонилось волосатое чудище с выставленными вперед, словно напоказ, желтыми зубами. Оно растирало ступни его ног ладонями, покрытыми жесткой, грубой кожей.
