Скитники (сборник) - страница 57



Мелькнула мысль: «Неужто я у пещерников?!»

«Пещерник», заметив мелькнувший по лицу парнишки испуг, поспешил успокоить:

– Не робей, это я, Лука-Горбун… Не признал, что ли?

По тому, как медленно и отчетливо человек выговаривал слова, было понятно, что он давно не говорил вслух.

Перед глазами Корнея ожила картина из детства: горбун, с выставленными зубами и длинными, висящими до земли руками, рассказывает ему сказки. Корней мало что понимает в них, но крупные желтые зубы невольно притягивают взор. Он не осмеливается отвести от них глаз. Боится: вдруг они выпрыгнут изо рта и укусят?

– Да, да, дядя Лука, признал! – облегченно вымолвил скитник. – А мы думали, вы утопли… Простите, Христа ради, по первости за пещерника принял – уж больно вид у вас одичалый.

Согревшись, паренек огляделся. Они находились в сухом, теплом гроте. Саженях в семи выход, за которым свирепствовала пурга. Вдоль неровных стен угадывались очертания хозяйственной утвари, вороха сена. Колеблющееся пламя светильника гоняло по шероховатому своду длинные причудливые тени. Очага не было. Озадаченный, Корней поинтересовался:

– Дядя Лука, а отчего у вас так тепло?

– Ишь, пытливый какой… Ноги-то отошли, что ль? Пойдем, покажу…

Лука запалил от светильника факел, и они перешли в другой, еще более теплый зал. То, что увидел там Корней, на некоторое время лишило его дара речи. Сверху, с края арочного выступа, ниспадал волнистый, с молочными переливами, каменный занавес. С потолка свисали перламутровые сосульки, а с пола, навстречу им, тянулись остроконечные шпили белого цвета. По шероховатому своду местами высыпала «изморозь» из хрупких кремовых и розовых игл. Стены в извилистых, напоминающих щупальца невиданных животных, влажных наплывах, обрамленных букетиками из искрящихся кристалликов. Пожалуй, в воображении даже самого гениального художника не могла родиться картина такой красоты.

Справа, из трещины в плитняке, била струя парящей воды. Под ней образовался водоем, на дне которого лежали гладко отполированные, с янтарным свечением шарики разной величины: от ячменного зерна до перепелиного яйца.

– Боже, а это что?

– Пещерный жемчуг! Нравится? То-то!.. Мне тоже… Каждодневно созерцаю их…

Вернувшись в жилой грот, Лука нарезал ломтиками мороженое мясо куропатки и зачерпнул из выдолбленного в каменном полу «котла» полную чашу брусники. Ели молча: по старому завету за трапезой говорить не можно. Грех…

И только после того, как все было съедено и убрано, Корней поведал Горбуну обо всех значимых событиях, произошедших в скиту за последние годы. Закончив рассказ, и сам полюбопытствовал:

– Дядя Лука, а как вы отыскали меня в такую метель? Ведь не видно было ни зги!

– Трудно объяснить… На все воля Божья… Мне иное удивительно: как я тебя, такого детину, дотащил сюда…

– Храни вас Бог, дядя Лука! Всю жизнь буду молиться за здоровье и спасение души вашей. Отвели от смерти.

По слегка побледневшему выходу пещеры собеседники поняли, что снаружи светает, но пурга не утихала.

– Экий ветрина. Еще дня два покрутит, – определил Лука.

– Неужто так долго! – расстроился Корней.

– Нашел с чего горевать… Поживешь пока у меня в тепле и сытости…

– Не можно мне. Деда изведется.

Корней подробно рассказал Горбуну о своих недавних злоключениях на озерке и о чудесном спасении. Когда черед дошел до привидевшейся отцу лестницы, Лука загадочно заулыбался: