Однако садилась в такси Аня с облегчением.
Уже ложась спать, она вспомнила, что забыла спросить про одежду на завтра.
3
Они остались втроем. Артем, Глеб и картина.
Анна Мальцева, она же лиса, уехала. Ева, перебрав за ужином вина, отправилась к себе. Артем проводил ее долгим взглядом. Подумал, что кроме красоты и ума создатель наделил Еву даром разрушения. Иначе как назвать ту жизнь, к которой они все пришли? Артему повезло больше других.
– Ты не против, если я закурю? – спросил Глеб.
– Нет.
– Что у тебя с этюдами?
– Ничего, – Артем засунул руки в карманы брюк и остановился перед парусником Ники. – Понимаешь, абсолютно ни-че-го.
– А девочка интересная, с ней и правда можно поэкспериментировать. Рыжие вообще интересный материал.
– Согласен. Тоже так думал. И вот знаешь, сегодня были на вернисаже, я писал. Пастельный этюд. Там казалось, что нашел. Просто, ярко, характерно, а приехали сюда… Снова посмотрел на парусник и понял: в топку. Все мои здешние этюды никуда не годятся.
– Ну, это ты уже самоедством занимаешься, – Артем почувствовал руку друга на своем плече.
– Возможно, но ты понимаешь, о чем я.
– Понимаю.
Они оба стояли перед картиной, потом Глеб взял со стола пустой стакан, чтобы стряхнуть в него пепел, и тихо сказал:
– Это его последняя работа.
– Ты не передал ее наследникам? Кто у Ники наследники? Мать с сестрой?
– Да, они. Но эта картина моя. Он мне ее подарил за день до аварии. Закончил писать вечером. Был доволен, потом мы выпили, и он сказал: «Дарю». Знаешь, сказал как-то так, будто предчувствовал. Добавил что-то типа «будет память обо мне».
Артем резко обернулся:
– Ты думаешь, он специально?
– Что? – Глеб на мгновенье замер. – А… нет, нет-нет… Ники слишком любил жизнь. И ты это знаешь. Мучился, страдал, но любил. Несчастный случай. Меня дома не было – задержался на работе. Они поссорились с Евой, – на губах Глеба появилась горькая усмешка. – Он ее писал. Очередной портрет. Ссору слышала помощница по хозяйству. Из гостиной раздавались крики, а потом он выбежал в дождь и… – Глеб затушил сигарету и кинул окурок в стакан с пеплом. – И все.
Артем налил себе коньяку, смотрел на темную янтарную жидкость.
– Ники всегда был темпераментным, поэтому и картины его такие.
– Да, – Глеб тоже плеснул коньяк в чистый бокал. – У нас осталось все – его мольберт, кисти, краски, даже баночка с растворителем. Рука не поднимается выбросить, понимаешь? Сложено на чердаке. Начатый портрет там же. Не могу на него смотреть. Каждый раз думаю, что если бы не он… если бы не та ссора…
– Винишь Еву?
– А ты?
Артем ее винил. Он знал, как Ники любил Еву – страстно и мучительно. Безответно. Она все знала и не старалась смягчить ситуацию. После гибели Ники Артем понял, что его личная многолетняя влюбленность в эту женщину прошла. Пелена очарования спала. Артем не просто ее винил – он ее не простил.
– Поздно уже, – сказал Артем, – пошли спать.
Он оставил на столе недопитый коньяк и вышел из столовой.
4
А утром все было не так. Солнце не то, Анна Мальцева стояла не там, одежда на ней была тоже не та. Хотя и вчерашняя. Слишком много цветов и никакой стройности. Несочетаемая пестрота. Артем злился. Ничего не получалось.
И вечерний разговор с Глебом не шел из головы. А сегодня последний день. Завтра они улетают в Москву. Что привезет с собой Артем? Этюды, которые никуда не годятся. Только на открытки для туристов.
