Пока он следил за Файнсом и Хиллем, король закончил речь, и все подняли кубки. Дойл последовал общему примеру, пригубил вина, еще раз оглядел гостей и несколько расслабился – по крайней мере, пока все было спокойно, так что он сумел отдать должное весьма недурной дичи, после чего повернулся ко второму своему соседу по столу, хранителю королевской казны милорду Ранкофу, и произнес:
– Чем вы меня порадуете?
Ранкоф отчетливо вздрогнул – как и остальные, он не любил слишком пристальное внимание младшего брата короля, – но ответил достойно:
– Тем, что вы были правы, высказывая предположение о пользе поддержки купцов. С лета они принесли нам сумму, равную трети наших годовых доходов. Пока нельзя сказать, что казна восстановилась после войны, но мы однозначно сможем обойтись без налога на соль, который вызывал у вас такое недовольство.
Дойл кивнул и отвернулся. Читая исторические труды и хронику королевства, он заметил, что есть целый ряд товаров, ввод налога на которые неизбежно вызывает народные волнения, поэтому сразу после войны задумался над тем, как еще можно пополнить казну, не вводя поборов на соль. Они тогда здорово поспорили с Эйрихом на эту тему, но Дойл настоял на своем – и, похоже, не ошибся.
Между тем первая часть пира подошла к концу, слуги унесли блюда, и король поднялся и направился в соседнюю тронную залу – в этот вечер было запланировано представление королю нескольких отпрысков знатных родов, достигших пятнадцатилетнего возраста.
По обыкновению, Дойл расположился на стуле позади трона, вытянул больную ногу, облокотился на подлокотник и прикрыл глаза. Он не дремал, оставаясь по-прежнему настороже, но внимательно изучать этих подростков не слишком хотел. Он познакомится с теми из них, кто останется при дворе, позднее и значительно ближе.
Наблюдая сквозь ресницы, он оценил безусловную красоту девиц Ойстер, Ранкоф и Хилль, которых ему сватал брат, однако отметил, что робкая Майла Дрог значительно их превосходит. Он дотронулся пальцами до губ, припоминая ее нежный сладкий вкус. Наверное, приятно было бы целовать ее каждый день, обладать ее телом и владеть ее помыслами. Дойл чуть улыбнулся. Разумеется, он не собирался брать ее в жены, тем более, что ее помыслами ему владеть уж точно не дано, но иногда помечтать было приятно.
Она отошла в сторону, и Дойл отвел от нее взгляд. По очереди колени перед королем начали преклонять юноши – в этом году для своих целей Дойл не приметил ни одного: на лицах явственно читались героизм, отвага и фатальная неспособность шевелить мозгами.
Последней к королевскому трону приблизилась женщина, которой можно было бы дать около двадцати пяти. Ее голову покрывал вдовий головной убор, но Дойл заметил, что у нее медного цвета волосы. Ее представили как леди Харроу, вдову лорда Харроу. Она мягко согнулась в реверансе, и склонила голову, как будто не только из почтения, но и под тяжестью заметных под темной тканью кос.
– Рад, что все-таки вижу вас при дворе, леди Харроу, – произнес король. – Сочувствую вашей утрате. И рад, что ваш опекун наконец-то позволил вам прибыть ко двору.
– Благодарю вас, ваше величество, – ответила леди.
У нее оказался низкий голос, и Дойл невольно почувствовал, как по коже прошли мурашки. Похоже, ему пора было перестать изводить себя и послать за какой-нибудь девкой – в последние дни мысли о плотских наслаждениях слишком сильно его стали занимать.
