– А откуда ты знаешь? Может, тоже волчицей стать хочу?
Онучи промёрзли, оледенели и холщовые штаны, и шерстяные, и даже тулуп. Вран, впрочем, не особо на них и надеялся. Вран уже ни на что не надеется.
– Стань, стань, – бормочет он, влезая в сапоги. – Вот и ножи тебе, можешь перекувыркнуться, или как там по-твоему правильно. Как раз проверим.
Вран честно пытался её остановить – если она собирается играться с волками дальше, у него рыльце не в пушку. Может, если и заявится волк с ней разбираться, Вран как раз его и спросит: что же ты по её зову приходишь, а по моему – нет? А ведь сколько я звал тебя, волче. Уже шестой год пошёл, как зову.
– Грубишь мне? – вдруг прищуривается девушка.
Но злобы в её глазах нет – нет и в голосе. Притворный этот прищур, испытующий, даже игривый. Похоже, Вран продолжает её забавлять.
– Ни в коем случае, красавица, – отвечает Вран, подхватывая со снега сумку и наконец выпрямляясь. – Как можно такой волоокой грубить? Просто предлагаю, чтобы тебе не скучно было.
– Ах, значит, развлекать меня хочешь? – Девушка делает к Врану первый шаг. – Значит, волков ты не кликаешь, а нечисткам лесным веселье предлагаешь? Ты смотри, Вран из Сухолесья. Какой-то ты необразованный. Нечистки веселиться любят – могут и навсегда тебя забрать, если сам предлагаешь.
– А ты нечистка? – только и спрашивает Вран.
Девушка продолжает идти к нему, неторопливо, изящно, каждый шаг как кусочек танца, плавного и завораживающего. Девки из деревни бы удавились, такой шаг увидев. Они-то только для прыжков в хороводах годятся.
– А ты как думаешь? – спрашивает девушка в ответ.
И, не успевает Вран и слова сказать, разворачивается к нему спиной – и Вран вдруг понимает, что приближалась она не к нему, а к ножам.
Лёгкая, как пёрышко, и стремительная, как стрела; девушка отталкивается от земли, одним ловким, отточенным движением переворачивается в воздухе – и приземляется на ноги по другую сторону ножей.
А потом поворачивается к Врану.
– Как-то не работает, красавец, – заключает она.
«Красавец». Она говорит это уже второй раз – и говорит без всякой насмешки, спокойно, словно так и есть. Врана так ещё не называли. Кто бы додумался? Вран не уродлив, но и не настолько хорош собой, чтобы девушки ему такие приятные слова дарили. У них в общине вообще девушек немного – и все на других заглядываются, а не на него. Крепко сбитый Деян, чернявый, но высокий Войко, заливающийся утренним соловьём Ратко, чьи истории собирается слушать вся деревня, – девкам есть из кого выбирать, да и все парни уже давно обряд посвящения прошли.
А Вран…
– Ножи же не ты втыкала, – находится Вран. – И заговор не ты читала. Конечно, никто из хозяев ничего не понял.
Звонкий смех девушки вновь полянку наполняет.
– Ну нет, красавец, не буду я всё это повторять, – говорит девушка, отсмеявшись. – Да и отвар свой ты весь на себя потратил… А скажи мне – что это всё-таки за хозяева такие?
И снова не поймёшь – то ли притворяется, то ли правда не знает. Вран обхватывает себя руками за плечи: холодно, всё ещё холодно, но идти в деревню как-то не хочется. Да и пустит ли?
– Хозяева леса, красавица, – коротко объясняет он, наблюдая за её лицом.
Но на лице девушки – одно непроницаемое любопытство.
– Так какие хозяева-то?
Вран вздыхает.
– Серый-братец, серая-сестрица, – говорит он. – Чомор, например. Да мало ли здесь хозяев? Всех не перечислишь.
