У неё возникала вечная аналогия: она карабкается по крутому склону, ползёт из последних сил, цепляется за всё, что только можно – за деревца, камни, выступы, руки все в крови, лицо разбито, она задыхается – так хочется выползти наверх и наконец отдохнуть и больше не бояться за себя, и, кажется, осталось еще чуть-чуть, совсем немного – но тут она вдруг опять срывается и летит в пропасть, жестоко разбивается, но, вся переломанная, опять упрямо ползёт наверх… Жизнь она воспринимала, как сплошной негатив, даже в лучшие времена, что уж тут говорить о нынешних!.. И всегда ждала чего-то плохого. Правда, не ожидала, что это «плохое» будет до такой степени кошмарным. И конца-края этому плохому не виделось, наоборот – градус всё повышался. Хорошее когда-нибудь кончается, плохое может происходить до бесконечности, до самой смерти. Оно как снежный ком. И ты катишься вместе с ним в бездну. Наверное, у многих нервы не выдерживают, а её проклятые нервы всегда были сжаты в комок. Она не позволяла себе распускаться.
А перспектив не было никаких, да что там – перспектив! Речь шла об элементарном выживании, но и оно далеко не было гарантировано. Зима стояла морозная – мороз накатывал на мороз (и какие идиоты талдычат о глобальном потеплении?!!). Дров, естественно, не было, и купить их было совершенно не на что – денег не было даже на еду, но голодать она уже привыкла, это было не так страшно. Оставался ещё забор. Когда-то она ухнула на него чёртову уйму денег – так ей хотелось отъединиться от назойливых и любопытных крестьян. К тому же за время её отсутствия они уже начали помаленьку его разворовывать. Но вся проблема была в том, что всё это – брёвна и жерди – надо было распилить (в таком виде, естественно, они в печку не вошли бы). Доски она уже все истопила, как их ни было много – но две зимы, считай, она тут кантовалась, деваться-то было некуда!.. А местные алкоголики и не думали о том, чтобы ей помочь, им и деньги-то не нужны были: доза гадости, только с виду похожей на спирт, стоила до чрезвычайности дешёво, и все они не вылезали из состояния запоя. Она бы и сама распилила свой забор, но простой пилой это сделать было совершенно невозможно, нужна была современная пила, такая имелась у её единственных соседей, живших на другом конце деревни, но они, видимо, боялись, что она её сломает, и придумывали какие-то байки о её неисправности, хотя она прекрасно знала, что мужик имел, что называется, «золотые руки», и всё у него всегда было в идеальном порядке. Им было плевать, что она замерзнет. Равнодушие к человеку тут было в порядке вещей, как и везде на свете.
Наконец, она чуть не силой притащила пьяного мужика, и он напилил сколько-то (как он при этом не отпилил себе пальцы – загадка), и, выманив деньги, удалился, пообещав, что придёт на следующий день. Разумеется, он больше не пришёл – он пропивал деньги, которых ему, при местных расценках на алкоголь, хватило, наверное, на месяц. А вот дров ей хватило всего на пять дней, и проблема опять встала перед ней во всей красе. Ну что оставалось делать, просыпаясь в жутком холодрыжнике?!! Она шла на свой участок и в сугробах искала всё мало-мальски способное гореть. Ох, как это было тяжело!!! А самое главное – напрасно, потому что «гора рождала мышь»: она затрачивала неимоверные усилия, раскапывая под метровым слоем снега какие-то сгнившие доски, но – это абсолютно мокрое дерево не хотело гореть!
