Они по очереди чинно поклонились мне, и мистер Бентам пожал мою руку.
– Что ж, с делами покончено; позвольте вас поздравить, – вежливо проговорил он. – Разумеется, если вы в любое время решите передать ведение ваших дел в иные руки, я и мой партнер беспрекословно подчинимся вашей воле. Ваш покойный родственник полностью нам доверял…
– Смею заверить, что и я тоже, – перебил его я. – Прошу, окажите мне услугу, и продолжайте сотрудничать со мной так же, как с моим дядюшкой, и можете наперед быть уверены в моей признательности.
Оба человечка вновь поклонились; теперь руку мне протянул мистер Эллис.
– Мы постараемся сделать все, что в наших силах, не так ли, Бентам? – Бентам степенно кивнул. – Что скажете, Бентам, стоит ли нам говорить об этом или все же не стоит?
– Полагаю, – напыщенно отозвался тот, – что все-таки стоит об этом упомянуть.
Я переводил взгляд с одного юриста на другого, не понимая, о чем идет речь. Мистер Эллис потер руки и неодобрительно улыбнулся.
– Мистер Темпест, дело в том, что ваш покойный родственник был одержим одной идеей – а ум его был практичен и трезв, но идея эта была куда как любопытна, и если бы он до некоторой степени продолжил ее развивать, то окончил бы свои дни в сумасшедшем доме и не сумел бы распорядиться своим состоянием столь… эээ… достойным и благоразумным образом. К счастью для себя и для эээ… для вас, он не стал ей упорно следовать, до самого конца сохранив свою достойную восхищения практичность и незыблемость моральных устоев. Но я склонен считать, что от этой мысли он так и не отказался, так, Бентам?
Бентам задумчиво уставился на черное круглое пятно от газового рожка на потолке.
– Я думаю, что… да, я думаю, что он был абсолютно в этом уверен, – ответил он.
– Уверен в чем? – спросил я нетерпеливо. – Он что, хотел запатентовать некое изобретение? Новый летательный аппарат, и тем самым пустить по ветру собственное состояние?
– Нет-нет-нет! – И мистер Эллис рассмеялся коротким веселым смешком. – Нет, мой любезный сэр – в его воображении не было никаких мыслей, связанных с машиностроением либо коммерцией. Он был слишком… эээ, слишком враждебно настроен ко всему, что зовется «прогрессом», к любым изобретениям, благодаря которым мир становится лучше. Видите ли, мне непросто подобрать слова, чтобы объяснить, в чем заключалась эта абсурднейшая и нелепая выдумка, но… ведь мы так и не узнали, каким образом он разбогател, так, Бентам?
Бентам покачал головой и сжал губы.
– Мы управляли значительными средствами, инвестируя их и так далее, но в наши обязанности не входило интересоваться их происхождением, так, Бентам?
И снова Бентам мрачно покачал головой.
– Нам доверили эти средства, – продолжил его партнер, нежно сомкнув кончики пальцев, – и мы постарались оправдать это доверие, сохраняя благоразумие и лояльность настолько, насколько могли. И лишь по истечении многих лет совместной работы он упомянул о… эээ… данной идее, совершенно сумасбродной и невероятной, и если коротко, вот в чем она заключалась – якобы он продал душу дьяволу, и его состояние было одним из плодов этой сделки!
Я захохотал во весь голос.
– Что за нелепая мысль! Бедняга! Должно быть, рассудок несколько подвел его, а может, он выражался фигурально?
– Я так не думаю, – полувопросительно ответил мистер Эллис, все еще смыкая и размыкая свои пальцы. – Я думаю, что наш клиент буквально имел в виду, что продал душу дьяволу, так, мистер Бентам?
