– Майк, как ты себя чувствуешь?
– Отлично, мне здесь нравится. Только вот. – Майк слегка помедлил. – Я очень переживаю за брата, мы настолько долго еще не разлучались. – мужчина слегка дергал ногой.
– Понимаю, у меня тоже есть сестра, но мы к сожалению не близнецы, но я безумно по ней скучаю. – я улыбнулась, открывая журнал.
– А она сейчас где?
– Она в Нью-Йорке. Она сейчас работает хирургом в огромной больнице. – я вгляделась в Майка.
– Я бы не смог брата отпустить, поехал бы с ним. Питер моя единственная семья. Другой у меня нет и не надо. – мужчина перебирал пальцами.
– Майк, как вы отреагировали на болезнь брата? – я записал ответы в журнал.
– Я …я был в растерянности, я готов умереть вместе с ним, потому что жизни без него я не вижу. Если он умрет я убью себя. – Майк поднял свой взгляд полной грусти.
– Расскажите, как вам пришла идея с ограблением?
– Я точно не помню
– Попытайтесь вспомнить.
Ощущение было, словно меня ударило током. Коснувшись руки Майка, я испытала острую, пронзительную боль в висках, и мир погрузился в непроглядную тьму. Затем – фрагментарные, стремительно сменяющие друг друга образы: два мальчика, лет семи-восьми, играющие в песочнице, один из которых, напоминающий Майка, падает, ударившись головой. Возможно, это было видение из прошлого, скрытое воспоминание, доступное лишь моему подсознанию. Далее – мелькнувшая картинка школьной дискотеки, затем коридор, где Майк и Питер, похожие на подростков, завязали бурную ссору. Питер, лицо его искажено гневом, кричал на Майка, повторяя фразу «Я устал от тебя!», его голос звучал резко и обвиняющее, словно он таил в себе многолетнюю неудовлетворённость. После этого снова темнота, сжимающая сознание, как ледяной обруч. Внезапно, яркий, слепящий свет. Я оказалась в больничной палате. Майк лежал в кровати, лицо его было бледным, изможденным. В палату вошел врач, его лицо выражало серьезную обеспокоенность. Выслушав врача, Майк схватился за голову, его тело сотрясали рыдания, глубокие и отчаянные, полные безысходности и боли. Следующий кадр – дом Майка и Питера. Снова сцена ссоры между братьями, только теперь она происходила в более интимной обстановке – на кухне, за обеденным столом. Питер, весь в нервном напряжении, повторял свои обвинения, его тон был жесток и не оставлял места для возражений. Потом снова темнота. Теперь звучал только голос Питера, напористый, преследующий, повторявший как мантру: «Ты скажешь, что ты виноват. Ты виноват. Запомни!». Его слова звучали как приговор, как неизбежное заключение, от которого невозможно скрыться. И тогда, наконец, слышен дрожащий, едва различимый голос Майка: «Я виноват». Признания, прозвучавшего в тишине, было достаточно, чтобы понять – трагедия имела место, а ее корни глубоко уходят в отношения братьев, возможно, в неразрешенные конфликты детства, в невысказанные обиды, которые накопились и взрываются сейчас, в этом мрачном видении. Возможно, касание руки Майка стало ключом к этим травмирующим воспоминаниям, к забытым фрагментам его жизни. Я резко вернулась в реальность, легкий звон в ушах пульсировал.
– Когда я узнал о болезни брата, то решил, что нужно достать денег, но кредит на такую сумму мне не одобрили, поэтому я решил действовать крайне быстро. Брат. Брат не знал, он не виноват. – Майк начал качаться на стуле повторяя фразу.– Он не виноват.
