Но и тем не завершилась та страшная месть. Ольга пошла на древлянскую землю с войском. Дружина Мала, которая встретила ее, как свою будущую княгиню, была приглашена на тризну по убитому Игорю и перебита во хмелю. А столица древлян Коростень сожжена… Древляне долго выдерживали осаду! Ничто не могло сломить их! Но там, где беспомощна сила, побеждает хитрость. Ольга сделала вид, что насытилась местью и готова примириться с древлянами. В качестве дани попросила она с каждого дома по воробью или голубю. Птицы были ей поднесены. Ночью по ее приказу их отпустили назад к своим гнездам, привязав к их лапам зажженные фитили…
По языческим обычаям она поступила правильно. Она мстила за мужа и князя, и эта бесконечно жестокая месть дала ей бесконечное уважение подданных и страх перед ее именем прочих племен. Дала силу. А сила дала право – править.
Каково это – править огромным пространством, населенным разными племенами? Кривичи, поляне, вятичи, древляне, радимичи… Всех и не сочтешь! И все разны, и все дорожат своею самостью. А что добра в той самости? Усобицы на радость печенегам, хазарам и иным разбойникам? Не должно быть усобиц на Русской земле, правду говорил князь Олег, Киеву должно стать матерью городов русских! Что не успел довершить он, и не стремился довершать Игорь, то она, Ольга, довершит, дабы возлюбленный сын ее принял под могучую длань свою землю, славную порядком, а не усобицами!
С той поры не было у княгини ни дня отдыха. Верхом или по устьям рек и озер путешествовала она со своей дружиной по всему необъятному краю, ставшему ее великой отчиной. Она принуждала к покорности строптивые племена, вводила единые уставы и уроки, строила новые грады и погосты… И цель была достигнута: к тому времени, как Святослав вошел в силу, матерью была преподнесена ему единая, окрепшая страна вместо разрозненных и враждующих княжеств.
Но не таков был Святослав, чтобы удовольствоваться полученным уделом, внутренним устроением его и защитой от лихих супостатов. Киев почти не видел молодого князя, пропадавшего в нескончаемых походах. Эти походы покрыли его славой, но Руси не доставало отеческого попечения своего князя. Оставалось попечение материнское, Ольгино…
Вот, только с годами стало что-то точить княгинино сердце. Память горящего Коростеня томила ее. Словно какой-то неведомый голос шептал ей, что превысила она меру мести и жестокосердия… В ту пору все чаще стали наезжать в Киев гости из далекой Византии. Некоторые киевляне обращались в их веру, становились прихожанами их церкви, выстроенной еще убитыми Олегом Аскольдом и Диром. Греческие проповедники рассказывали, что их веру на брега Днепра впервые принес еще столетия назад первый апостол их Бога по имени Андрей.
Чудны были греческие проповеди… Чудны были сами греки. Чудны и богаты. Такой роскоши не видала Ольга ни у славян, ни у варягов! Частым гостем княгини стал поп Григорий. Мудро и велеречиво говорил этот смуглый, черноокий грек. И словно видел в сердце Ольги. Ему одному поверила она тяготящие душу воспоминания.
– Что, осудил бы меня твой Бог за жестокость мою?
– Мой Бог не осуждает сокрушающихся и обращающихся к нему сердцем, но изглаживает их грехи со скрижалей судных, чтобы могли они войти вслед Ему в вечную радость.
Хорошо, утешно говорил Григорий. И утешно пели в храме греческом, куда однажды втайне пришла Ольга. Но не должно княгине следовать одному лишь голосу сердца. Должно голос тот проверять очами и разумом.
