Белым-бело раскинулось поле пред селом Бортенево. Еще чуть-чуть и взрыхлят его незыблемую ледяную гладь копыта коней, расплавит и окрасит алым цветом кипящая кровь… Медленно-медленно поднимается солнце из-за леса, точно не хочется ему, жизнодавцу, смотреть на смертоубийство безумных людей, которым отчего-то все время не достает ни Божия мира, ни света его, с равной щедростью изливаемого на каждого.
Константин зябко поежился. Морозный воздух декабрьского утра пробирал до костей.
– Что, сын, не жалеешь, что с нами поехал? – спросил отец, вглядываясь в яснее проступающие при свете утра позиции противника.
– Нет, батюшка, я не простил бы себе, если бы не был сегодня при вас с братьями!
– Лицо получше жиром натри, обморожение – не то увечье, которое достойно в битве получать.
Дмитрий и Алексаша, ехавшие следом за отцом, проводившим последний перед битвой смотр своего войска, дружно засмеялись. Тяжесть положения не могла нарушить их юношеской бодрости, они были уверены в победе и рвались в бой. Рвался и Константин. Ему только что исполнилось двенадцать! Дмитрий в эти лета уже был послан отцом во главе войска усмирять нижегородскую чернь! А сам отец в те же годы смог отбиться от войска ордынского царевича Тудана, приведенного на Русь городецким князем Андреем Александровичем! Однако, родитель определил княжича к запасному полку, поберег до времени.
– Обожди, базилевс, придет и твой час рати за собой вести, – говорил он ободряюще. – А пока прикрывай тылы наши и не помысли себе, что это дело маловажное! Помнишь, небось, боярина Акинфу? Если бы не удар с тыла, так быть бы ему теперь посреди нас!
Михаил Ярославич подъехал к своим воеводам, напомнил им строгое распоряжение: людей хана по возможности щадить, вражды с ним Твери не нужно, а, вот, москвичей бить без всякой жалости, ибо зло от них, не сами татары явились теперь, но приведены были Юрием Московским. Истинным проклятием сделался этот обезумевший от гордыни князь для Твери и других княжеств…
Десятилетия назад закатилось солнце Земли Русской, почил благоверный князь Александр Ярославич… Брат его, Ярослав Ярославич, по кончине его семь лет занимал великокняжеский престол во Владимире. Умер он так же, как и Александр – от неведомой хвори, приключившейся с ним на обратном пути из Орды, успев перед смертью принять монашеский постриг… Михаил, родившийся на 40-й день по кончине родителя, был уверен, что отца и дядю отравили. И какой-то внутренний голос с юных лет подсказывал князю, что и ему не избежать однажды этой участи. Оттого в Орду ездил он всякий раз, как в последний, оставляя завещание и будучи готовым никогда больше не увидеть родной вотчины и людей.
Мать, дочь пономаря Афанасия, полюбившаяся князю Ярославу за красоту, ум и благонравие, с детства воспитывала в сыне стремление в первую голову искать чести у Бога, а не у мира, служить Богу, а не похотям и страстям человеческим. Юная душа князя жаждала мученичества за Христа, истинного и даже до смерти служения Ему. Он рано познал тщету земных богатств – в тот момент, когда дотла сгорел его дворец со всем имуществом, и они с княгиней лишь чудом успели выскочить на двор в одном исподнем… Но тщета тщетой, а долг княжеский беречь свою отчину и своих людей, быть добрым защитой, а злым – строгим судией. Отцовские воеводы выучили Михаила ратному делу, в котором оказался он способным учеником.
