В 1937 году Леонид Игнатьевич, к тому времени закоренелый холостяк, вдруг неожиданно женился. Еще год назад он бы и подумать не мог о том, что его холостяцкую жизнь способна потревожить какая-то хрупкая девочка, практикантка, для которой он был Богом, но с которой его поразительно роднила влюбленность в землю, в природу, в науку. В коллективе опытной станции Казакевич имел репутацию абсолютно доброжелательного ко всем человека. У него все люди были хорошие, он имел удивительный талант находить в людях только самое лучшее. Вот и жену этот умудренный опытом человек воспринял как подарок судьбы. Свадьбы не было, но в день регистрации, на которую жених и невеста выкроили час между научными совещаниями, юная Женя Казакевич обнаружила у себя в комнате огромный куст роз, пересаженный в ведро с землей. Спустя многие десятилетия, Евгения Антоновна скажет: «У всех людей жизнь обычно полосатая – бывают полосы светлые, серые, мутные, бывают совсем уж черные. Моя жизнь с ним, невзирая на трудности, была сплошной светлой полосой. Она была наполнена радостью, я каждый день ждала его с нетерпением». Хотя в том же году была в их жизни одна жуткая ночь. Придя домой, Евгения увидела записку: «За мной вины нет, не беспокойся». Соседи утешили: его увезли не в «черном вороне», а в легковом автомобиле. И действительно, проведя ночь в управлении НКВД, он вернулся домой на рассвете. Оказывается, нужны были показания Казакевича по поводу нескольких ученых, сосланных в Саратов из столицы по политическим соображениям и живших на территории опытной станции.
Предвоенные годы были наполнены встречами с Вавиловым. От него уже многие отвернулись тогда, тучи сгущались, и Вавилов это понимал. Но ни ему, ни его близким друзьям, соратникам до конца не верилось, что здравый смысл не победит. Вавилов был одержим наукой, полон идей, замыслов. Ему не хватало времени на работу, на жизнь, ему досадно было отвлекаться на выяснение отношений с псевдоучеными, далекими от истинной науки. С Казакевичем они ездили на Украину, там под Херсоном была колония новых культур. Пробовали, например, выращивать арахис… Вавилов исчез в 40-м году. Просто исчез. Никто не мог ответить, где он. И в то же время все понимали, что именно произошло. Только много позже стало известно, что он умер в тюрьме.
Это горе поглотило другое, всеобщее – война. Погиб в гестаповской тюрьме брат Леонида Игнатьевича. Казакевичи по-прежнему оставались в Саратове, жили за городом, на улице с теплым названием Вторая Дачная. У них уже была дочка, которую Леонид Игнатьевич не просто любил, а болезненно обожал. Он водил маленькую Татьяну с собой в питомник, который они создавали еще с Николаем Ивановичем Вавиловым. Каких только немыслимых растений там не было! Крошечная девчушка, едва научившаяся говорить, знала название многих из них по-латыни. Это звучало комично, но Леонид Игнатьевич был счастлив и мечтал видеть дочь продолжательницей своего дела.
В 1948 году на опытную станцию приехал известный биолог Е. А. Дояренко. Это был необыкновенный человек: внешне красив, с лицом старого интеллигента, белой бородой. Он писал музыку, играл на рояле и был увлечен ботаникой. Жили все в специально построенных еще до революции для ученых домах – двухэтажных старинной архитектуры, с высокими потолками. В домах были огромные, четырех-пятикомнатные квартиры с комнатами для прислуги. Дома имели парадный вход с мраморной лестницей и «черную» лестницу с выходом в сад. Можно представить, как действительно жили ученые в досоветские времена, каково было отношение к ним. Но в то время, когда там жили Казакевичи, в каждой такой квартире помещались две-три семьи. Это была нормальная советская коммуналка. Парадная лестница, конечно, была заколочена, и все ходили с черного хода. Жили, однако, дружно, всех объединяло общее дело, все были преданы науке.
