– Да, – согласился Березин, – иное здесь предположить трудно.
– Однако обанкротившиеся фирмы не перестают существовать. Происходит перераспределение акций, контрольный пакет скупает акционерное общество закрытого типа "Надежда", корректируется, меняется руководство. Как правило, во главе становятся бывшие сотрудники гэбэ или милиции.
– Отрадный факт. Смотри, бывшие коллеги и о нас позаботятся, когда отправят на пенсию, – пошутил Березин и жестом велел продолжать.
– Я по своей линии связался с коллегами из соседних государств. И хотя получил пока только часть ответов, информация впечатляет. – Тарасов достал из бокового кармана записную книжку, нашёл нужную страницу, вслух прочёл: – В Казахстане фирма "Надежда" имеет контрольный пакет акций в шести предприятиях: Ростов, Самара, Волгоград, Воронеж – по одному, но это предприятия-гиганты и держатся на плаву; Москва, Тюмень – по два, столько же в Киеве, Харькове. Но, повторяю, ответы поступили еще не все… И последний штрих, согласно поступившим ответам, все контролируемые "Надеждой" предприятия и фирмы, как и у нас, финансировали предвыборную компанию депутатов, не скрывающих симпатий к русичам.
– Вы можете представить поименный список таких депутатов?
– быстро спросил Березин.
– Да, но у меня здесь все вместе: и наши, и соседи.
– Ничего. Я разберусь.
Тарасов протянул зампреду совбеза свою записную книжку. Пробежав глазами несколько страниц, Березин с трудом сдержал радость: такая информация дорого стоила в политических играх, позволяя безошибочно высчитывать возможных союзников и врагов.
Пока Березин старательно переносил в свою записную книжку фамилии, Тарасов мысленно анализировал полученную информацию и поведение участников совещания.
Больше всего его поразил Брощан, с которым он проработал рука об руку почти двадцать лет и которого успел хорошо изучить. Обычно из этого здоровяка трудно было что-либо вытянуть. Даже когда вопрос ставился в лоб, он всегда отделывался неопределенным хмыканьем или дипломатическим кивком. И вдруг такая откровенность. Причем откровенность странная. Там, где речь шла о вещах очевидных, Брощан выстраивал логическую цепочку, делал упор на факты, зато вскользь говорил о вопросах, требующих детального рассмотрения. Свое мнение относительно дальнейших действий преподнес настолько удачно, что у Березина не возникло ни малейших подозрений. В итоге один из тех, кто, вероятно, располагает ценной информацией об интересующем их движении, искусно отодвигается в сторону, словно за ненадобностью, оставался без всякого оперативного прикрытия. В иной раз поведение Брощана он мог как-то объяснить: тот частенько говорил одно, делал другое, а думал о третьем. Ему ничего не стоило пустить пыль в глаза, чтобы избежать опеки и развязать себе руки для дальнейшей работы. Но почему тогда промолчал Николай Николаевич? Старого лиса не так-то легко провести. Чем объяснить тот факт, что Брощан, всегда избегающий конфликтов, поставил в неловкое положение своего афганского приятеля? И разве не очевидно, что тот же Васильев не все рассказал о Вознесенском?
Чем дольше Тарасов рассуждал, тем больше возникало вопросов. Березин с довольным видом вернул ему записную книжку, сказал:
– Хотелось бы более подробно узнать об акционерном обществе "Надежда". Вы, Вячеслав Михайлович, располагаете какими-нибудь сведениями?
