Пожалуй, он мог бы сейчас скучать по жене. И даже по сорванцам сомнительного происхождения. Но подобные мысли остались позади, как гавань Скорбного Минора, и сейчас казались Манси столь же далекими. Всего лишь туманная дымка на горизонте… И вообще, лучше выкурить еще трубочку дурханга.
Слушая разговоры матросов – еще до того, как появление их одноухого приятеля вызвало настоящий переполох, – Эмансипор смутно чувствовал, что с этой троицей и правда что-то не так. Ох, недаром остальные члены команды уверены, что эти так называемые моряки знают о кораблях не больше, чем крот о верхушках деревьев, а сама капитан Сатер, возможно, знает еще меньше, и, если бы не первый помощник, они давно бы уже налетели на рифы или угодили в пасть какого-нибудь гигантского дхэнраби. Так-то оно так, но за этим явно крылось нечто большее, и если бы Эмансипор мог стряхнуть окутывавшую его разум густую пелену, возможно, у него и появилась бы пара дельных мыслей на сей счет.
Чувство голода тем не менее росло, превращая миску блевотины чахоточного козла в произведение кулинарного искусства, и вскоре он уже набивал рот этой дрянью.
Миска покачнулась, и Риз откинулся назад, обнаружив, к своему удивлению, что еда внезапно закончилась. Он облизал пальцы, тщательно обсосал кончики усов, жадно провел языком по нижней губе – и тут же тайком огляделся, не видел ли кто столь недостойного, подобающего скорее зверю поведения. Но трое матросов уже ушли, причем довольно поспешно, в поисках корабельного лекаря. Эмансипор остался один.
Вздохнув, он встал со скамьи, забрал деревянную миску и, бросив ее в кадку с соленой водой возле люка, направился на среднюю палубу.
В «воронье гнездо» на главной мачте поднимали ведро с едой, и Эмансипор, щурясь на ярком солнце, посмотрел вверх. Все говорили, что она очень хороша собой: не старуха, разумеется, а ее дочь. Но возможно, девчонка была немой – отсюда странные крики, то и дело доносившиеся с мачты. Что же касается Бены-старшей, ведьмы – заклинательницы бурь, то она ни разу не спустилась вниз, даже не показала свое сморщенное лицо с самого Минора – что, вероятно, и к лучшему. В любом случае, как Риз ни напрягал взгляд, рассмотреть ему никого не удалось.
И все же приятно было думать о той девушке как о красавице.
Улыбаясь, он направился на корму. Поводов для радости вполне хватало. Сытость и приятная тяжесть в желудке. Ясное небо над головой и легкий ветер, вздымающий небольшие волны на морской глади. Субли далеко, и бесенята с лезущими изо всех отверстий глистами тоже. Равно как и убитые работодатели, обезумевшие убийцы и… увы, некоторые из них были не столь далеко, как, возможно, хотелось бы любому здравомыслящему человеку.
Что ж, об этом стоило помнить. Эмансипор обнаружил, что стоит, расставив ноги, возле кормового релинга, набивая трубку ржаволистом и пытаясь сосредоточить взгляд на закутанной в черное фигуре, сгорбившейся на носу, на толстых мучнистых пальцах, ловко управлявшихся с крючком и леской с грузилом. На круглом бледном лице виднелись острый кончик красного языка над обрюзгшей верхней губой и заплывшие глаза с тяжелыми веками и дрожащими на ветру ресницами.
«Сосредоточься…»
И тут Корбал Брош нацепил на железный крючок отрезанное ухо.
А затем забросил его за борт и начал разматывать леску.
С приходом ночи заскрипели гвозди, и скрип их был речью мертвых. Многое требовалось обсудить, следовало составить планы, поделиться честолюбивыми замыслами… но сейчас голоса были полны волнения и страсти. Настал час их освобождения – освобождения пленников, столь долго заключенных внутри гвоздей.
