Ждала, пока стемнеет, пока слуги не расползутся по своим постелям. Но Лисгород – это не Кох, тут темнеет поздно. В Кохе ночь опускалась стремительно, как покрывалом степь накрывая. Тут сумерки наползали медленно, вкрадчиво, никуда не торопясь.
Дом ее новый казался степнячке живым: он скрипел, вздыхал и постанывал. То взрывался звонкими голосами, то затихал, то звенел медью – шесть раз, восемь, двенадцать. Листян упрямо ждала.
И когда, наконец, дом заснул, когда стемнело по-настоящему, без обмана, она крадучись, словно тать, пробежала по холодному коридору, потом по лестнице – в самый низ, в кухню. При свете луны, бесцеремонно заглядывающей в окна, все выглядело словно нарисованным: и большая печь, и столы, и ножи на стенах, и горшки на полках. Людей тут не было, а на столе, на закрытом чистой тканью блюде, лежало несколько кусков пирога. На окне нашелся кувшин молока. Ничуть не сомневаясь в своем праве, степнячка достала с полки деревянную чашку, налила себе молока и ухватила кусок с блюда.
Пирог был ужасно вкусным. Голодная Листян вцепилась в него зубами и едва не замурлыкала от удовольствия. Сладкий, рассыпчатый, с хрустящей корочкой, а уж с чашкой молока — просто наслаждение. Она стояла в темной кухне одна, простоволосая, в сорочке, кусала пирог и плакала. За что ей это все? Чужая страна, постылый муж, холод — и не только за окном. Холодный пол ощущался даже через войлочные чуни. Холодные стены. Холодный муж, словно весь сотканный изо льда. И страшный холод внутри.
Она уже догадывалась, что пути назад нет, что сбежать, конечно, всегда можно, но это недостойно и стыдно. Сама такой путь выбрала, никто не неволил. И холод… снова поглядела на остывший пирог и зло вытерла слёзы. Иногда холодное вкуснее. Надо просто это принять.
13. 13. Распоряжений не было
— Распоряжений не было, — звучало, когда Листян попыталась выйти из палат хотя бы на площадь.
— Распоряжений не было, — был ответ на ее вопрос о новой одежде.
— Распоряжений не было, — так ей ответили на просьбу увидеться с Ольгом, который тоже жил тут, в доме Вольского.
Не то, чтобы ей так нужен был этот мальчишка-мор, но, возможно, у него было тут влияние?
Злая, как шакал, Листян шипела и фыркала. Металась по горнице своей, как по клетке, проклиная всех на свете: и брата своего, и жену его Дженну, и Нарана заодно. Вольскому тоже досталось немало добрых слов. Жена? Княгиня? Как бы не так! Пленница, наложница, хуже самой последней рабыни!
Устав от привычного уже “распоряжений не было”, спустилась на кухню и рявкнула на слуг:
— Княгиня изволит трапезничать в своей горнице. Три раза. Каждый день. Прошу доставлять туда еду.
— Распоря… — попыталась было заикнуться повариха, но, наткнувшись на пылающий ненависть. взгляд юной степнячки, благоразумно замолкла.
— Распоряжение морить княгиню голодом было? Нет? Князю нажалуюсь, когда он вернется, что жену его не кормили совершенно!
— Но…
— Что есть из еды?
— Суп есть… уха. И овощи тушеные.
— Мясо?
— Пока князя нет…
— Хочу мяса. Жареного. С овощами и хлебом.
— Но распоряжений не было…
— Немедленно! Иначе… Как думаешь, кого князь быстрее слушать станет, жену молодую или прислугу? Не знаешь? И я не знаю. Только помни: брат мой — Великий Хан, и ссориться с ним Лисгороду не с руки. Придет за обиды мои спрашивать, я все припомню, так и знай.
Угрожать братом или мужем было даже унизительнее, чем воровать еду ночью, но Листян была в настоящей уже ярости. Постоянно голодная, замерзающая по ночам до зубовного скрежета, она больше терпеть не могла.
