След Локи, или Необыкновенные приключения в мире информации - страница 15

– Знаешь, ты неисправима, – нудным голосом заладил отец, который каждую мамину командировку воспринимал как пустую трату времени, – Тебе твоя Бугульма…

– Кинешма, Коленька, а никакая не Бугульма…

– Не важно! Тебе эта Кинешма важнее всего. Нашла там, наверно, очередного уникума для своего Шуры…

– Коленька, ты даже не представляешь, какой там человек – он вечный двигатель изобрел в детстве, так тот до сих пор работает, а его к ответственности за долги по коммуналке привлекают, понимаешь…

– Ага, понимаю! Ретрограды против инноваторов, просто как у Аграновского. Но вы-то, Лерочка, с Шурой не Аграновские, вы людоеды – вы не спасти человека хотите, а показать всем какой он убогий. Вам не добро нужно сделать, а рейтинг… У него, наверное, еще и рук нет…

– Ног, Коленька… – смущенно призналась мама покорным голосом, – У него нет ног, он их под поездом потерял, когда работал путевым обходчиком. Сам подумай, как же он один сюда доберется? Все организовать надо, мы его так долго искали и уговаривали, ты не представляешь…

Отец тихо взвыл, потом обратился к Гермесу каким-то обреченным тоном.

– Вот, Серега, так мы и живем… Можешь себе представить, у него ног нет, а он, вопреки всему, вечный двигатель изобретает… Гора! Глыба! Человечище…

– Все нормально, – громко рассмеялся Гермес, – Лерочка, я и сам хотел на постой попроситься на первое время, терпеть не могу отели – там постоянно то рыбой, то пылью пахнет. А за Борисом я пару дней без проблем присмотрю, надеюсь, он у вас не кусается… Заодно город покажет, я здесь на какое-то время задержусь – работа серьезная, одним днем не управишься…

– Не кусается… В случае чего – он у нас привитый… от гриппа, – мрачно сказал отец, припоминая Варварин заход насчет потенциального сирийского турне, а потом громко позвал, – Борис, отвлекись на минуту, подойди к нам, мне с тобой нужно серьезно поговорить.

На кухне за столом сидели все трое: мама тихо торжествовала тактическую победу, но виду не показывала. Борис знал это выражение лица лучше всех – такое лицо могло бы быть у крошечного охотника-масая, которому удачным выстрелом из духовой трубки удалось пристрелить здоровенного слона. Отец в это время угрюмо резал кусок сыра пармезан и готовился к серьезному разговору. Гермес сноровисто вскрывал отцовским мультитулом, который пришлось достать из походной сумки, поскольку штопора так и не нашли в запакованной кухонной утвари, запыленную бутылку бургундского вина с готическими надписями на коричневой этикетке.

– Пап, мам, – виртуозно изображая интонацию школьника младших классов, поприветствовал всех неизменно вежливый Борис,– Эээ… дядь Сереж… Вы вино пьете? А я не буду – кислятина…

– Тебе никто и не предлагает, – сурово сказал отец, наблюдая как родственник разливает рубиновый напиток по бокалам, – Я тебя не вино пить позвал, а…

– …Серьезно со мной поговорить, – закончил догадливый Варвара.

– Да, серьезно поговорить…

– Пап… Я буду вести себя хорошо, если ты это имеешь в виду.

– Ну вот и славно, – немедленно разрядила обстановку мама, – Давайте чокнемся за встречу, а ты, Боренька, поешь ветчины, и конфеток, и сырку. Это настоящий пармезан из Италии, дядя Сережа привез, санкционный продукт…

На столе стояли тарелки не только с пармезаном и горгонзолой, тут были стружки темно-розового с белоснежными прожилками хамона вперемешку с кусочками пармской ветчины, розовой салями, короткими сицилийскими колбасками, покрытыми почти незаметным беловатым налетом. Открытая коробка конфет с черными шоколадными трюфелями. Две баночки оливок, маслянисто блестящих и очень крупных, длинная баночка маленьких серебристых рыбок-анчоусов, похожих на кильку с французским акцентом. Поодаль красовалась целая банка настоящих консервированных трюфелей. Борис с интересом зацепил кусочек, но гриб был так себе, с резким специфическим вкусом, гораздо хуже бабушкиных маринованных маслят. А вот шоколад оказался вкусным – очень горьким, тающим во рту и с едва заметным ореховым ароматом. Взрослые подняли бокалы, и Борис понял, что теперь может спокойно сидеть и слушать допоздна, и никто его не прогонит, поскольку этот вечер стал немного прощальным…