Кроль заметил, что я ленюсь выделывать олли, и подъехал ко мне.
– Что с тобой? Колесо посеял?
– Ну, вроде того.
– Что самое худшее может с тобой приключиться? Я пятнадцать раз разбивался, занимаясь скейтингом. Хуже всего по пути в больницу – болит все страшно. Лежишь, стонешь, весь в кровище. И думаешь: стоит оно того? Но потом они дают какую-то дрянь, и боль проходит. Это если ты в сознании. Если без сознания – тебе ничего и не нужно. Пока не очухаешься.
– Звучит здорово.
– Это вот моя философия. Сам знаешь, от боли не помрешь. Если только не будет совсем уж худо.
– Да. Спасибо. Тут есть над чем подумать.
– Правда? – Казалось, он был удивлен.
Не думаю, что кто-нибудь говорил Кролю, что в его словах есть над чем подумать. Это потому, что я на самом деле его не слушал.
Я не собирался ему ничего сообщать, потому что какой смысл объяснять что-либо Кролю? Но потом я подумал, что молчание про Алисию меня убьет. И если я не скажу ему, мне придется, придя домой, рассказать об этом маме или ТХ. Иногда не важно, с кем ты говоришь, – говоришь, и все. Потому-то я проводил полжизни, беседуя с плакатом, изображающим скейтера в натуральную величину. Кроль, по крайней мере, живой человек.
– Я встретил девчонку.
– Где?
– Какая разница! – (Похоже, разговор будет не из приятных.)
– Я всегда пытаюсь представить себе картинку, – пояснил Кроль.
– В гостях у маминой подруги.
– Так она старая?
– Нет. Моих лет.
– Так что же она делала в гостях?
– Жила там, – начал я. – Она…
– Жила в гостях? – удивился Кроль. – Как это?
Я был неправ. Плакату легче все объяснить.
– Она не живет в гостях. Она живет у себя дома. А мы там были в гостях. Она дочка маминой подруги.
Кроль повторил про себя то, что я сказал, будто это была самая сложная фраза за всю историю человечества.
– Погоди-ка… Дочка… маминой… подруги… Ага. Врубился!
– Вот и хорошо. У нас с ней сегодня свидание. Идем в кино. А я волнуюсь, что морду расквашу.
– Зачем ей расквашивать тебе морду?
– Нет, нет. Я не волнуюсь, что она расквасит мне морду. Я волнуюсь, что приду к ней с расквашенной мордой. Шлепнусь сейчас, катаясь. Видок у меня после этого, сам знаешь, ужасный.
– Упс… – произнес Кроль. – Она хоть из себя ничего?
– Еще как! – Я был убежден, что это правда, но не помнил, как она на самом деле выглядит. Я так много думал о ней, что ее образ выпал из памяти.
– А, ну да, – кивнул Кроль.
– Что ты имеешь в виду?
– Она из себя ничего, а ты – нет, да?
– Да, знаю. Но спасибо, что повысил мою самооценку, – поблагодарил я.
– А я вот что думаю, – отозвался Кроль, – лучше бы тебе расквасить физиономию.
– Зачем?
– Ну смотри, ты расхаживаешь, например, с синяками под каждым глазом или даже со сломанным носом. Ты можешь сказать, что выглядишь плохо, потому что разбился на скейтинге. Но если ты все время такой… Какое у тебя оправдание?
Хватит с меня. Пытался я поговорить с Кролем, но это бесполезно. И не просто бесполезно – это подавляет. Я в самом деле нервничал при мысли о том, как пойду в кино с Алисией. Если на то пошло, я не помню, чтобы вообще так из-за чего-нибудь нервничал, разве что в первый день в первом классе. А этот дурак говорит мне, что мой единственный шанс – расквасить себе ряшку, чтобы она не увидела, как я выгляжу в действительности.
– Знаешь что, Кроль, ты прав. Не буду лениться. Целый день сегодня – шовиты и гейтвисты.
– Вот это мужик!
А потом, не успел он оторвать от меня взгляда, я взял в руки свою доску и пошел прямо к воротам – и дальше по улице. Я хотел поговорить с ТХ.
