– А ты времени зря не теряешь!
Она в ответ:
– Да уж, я такая…
Ну и пошло-поехало. Она тогда ничего об этом мужике не сказала. Не сообщила, что знает его по работе. Он несколько лет назад уволился, но ее запомнил, хотя на службе они ни разу друг с другом не говорили. Они работали в разных отделах, мама – в культуре и отдыхе, а Марк (марка-помарка) в отделе здравоохранения и социального обеспечения. Когда он осмотрелся, то сказал себе, что у него-то в Айлингтоне не будет времени позаботиться о собственном здоровье.
Мы шли домой. Мы спорили о фильме, а потом мама попыталась заговорить со мной об Алисии.
– Не говори ничего, – прервал ее я. И потом: – Поэтому я и не хотел идти. Ты хочешь Разговора. – Я так это произнес, что слышна была большая буква. – Почему нельзя просто так гулять и говорить о пустяках?
– А когда мне с тобой поговорить? – спросила она. – Тебя же никогда нет дома.
– У меня появилась девушка, – ответил я. – Вот и все. И говорить больше не о чем. Ну, хочешь – спрашивай. Спрашивай, появилась ли у меня девушка…
– Сэмми…
– Ну, продолжай.
– А еще вопросик можно?
– Только один.
– Сексом вы занимаетесь?
– А ты?
Я что хотел сказать: о таком нельзя спрашивать. Это слишком личное. Но с тех пор как она разругалась с недоделанным Стивом, она ни с кем больше не встречалась, поэтому без малейшего замешательства ответила:
– Нет.
– Ну… а был у тебя секс?
– Что ты имеешь в виду? – переспросила она. – Был ли у меня секс когда-то раньше? Я бы сказала, ты – живой ответ на этот вопрос.
– Хватит! – оборвал я ее. Не стоило нам заводить этот разговор.
– Давай забудем обо мне. А как насчет тебя? У тебя был секс?
– Не скажу. Не твое дело.
– Значит, да. Не было бы – сказал бы.
– Не сказал бы. Так и так ничего не сказал бы. И это была твоя идея.
– Что именно?
– Алисия. Ты думала, она мне понравится, вот и взяла меня с собой в гости. Ну, она мне и понравилась.
– Сэм, ты знаешь, что когда ты у меня родился…
– Знаю. После этого вся твоя жизнь пошла на хер.
Я вообще-то никогда так при ней не выражаюсь, потому что она всегда на это сердится. Не из-за самих этих слов даже: просто она начинает чувствовать себя матерью-одиночкой, которая не смогла как следует воспитать своего сына. И мне это было очень противно. Я-то думаю, она неплохо поработала. Я имею в виду, что я не худший парень на свете, правда? Но я специально сейчас выругался, чтобы она подумала, что обидела меня, даже если на самом деле я и не оскорбился особо.
Странно это – знать, что мое рождение выбило ее из колеи. Это не беспокоило меня по двум причинам. Первая, что это всяко не моя вина, а ее – ее и папина. А вторая, что она довольно быстро в свою колею вернулась. Всего того, что она упустила из-за моего рождения, она потом более или менее достигла. Можно даже сказать, она превзошла себя. В школе мама особенно не блистала, но потом так переживала о неоконченном образовании, что подстегивала себя в два раза сильнее. Она пошла на вечерние курсы, получила специальность, нашла работу в муниципалитете. А не забеременей, она бы в шестнадцать лет окончила школу, устроилась на работу продавщицей в магазин и родила бы ребенка в двадцать. Я не хочу сказать, что это была хорошая идея – родить меня тогда, когда она сподобилась, но это разрушило только маленькую часть ее жизни, а не всю. И все же это всегда с нами. Поэтому когда я хочу уйти от разговора – например, о том, был ли у меня секс с Алисией, – тогда я выдаю гнусным голосом, что из-за меня вся ее жизнь пошла на хер. И та тема, от которой я хочу уйти, сразу забывается. Я никогда не говорил ей, что чувствую себя «не в той лиге» из-за случившегося.
