— То, что сделано вручную, всегда в той или иной степени отражается, — Дарсаль садится рядом, перелистывает с таким выражением... Ощущаю, как губы сами собой раскрываются улыбкой. Как же это чудесно, делать неожиданные и, похоже, приятные подарки! — Мне встречались картины, от которых за несколько метров бьет энергией, и с моим зрением можно разглядеть. Даже фотография такой картины передает мощь. А с книгами вообще особенная ситуация. Есть книги, в которых герои как живые, прикасаешься омаа и видишь целый мир, города, эмоции. Это такая редкость. Большинство из них серые, нечеткие, невыразительные. Как... ну вот ты правильно говоришь. Тираж.
Дарсаль вдруг протягивает книгу назад.
— Это подарок, — произношу. — Тебе. Я хотела сразу же подарить, но их упаковали... Интересно, как она слышалась бы в роботе? Ты тоже видел бы картины?
— Наверняка, — соглашается, снова начинает разглядывать. — Я не смогу ее прочитать. Только... почувствовать. Это единственное, что нам доступно. Робот — замечательное изобретение. Все, что не в состоянии добрать глаза, замещает слух. Мне тоже жаль, что он так мало проработал.
— Так ведь это совсем не проблема! — загораюсь. — Я же могу читать вслух! Тем более, наш шрифт, к вашим еще не привыкла, может, буду спотыкаться, но со временем научусь! Вот с этой и начнем! Да?
Опять теплый омаа, и улыбка на суровых губах — словно прикосновение моей дурацкой улыбки в пол-лица зажгло ответную.
Пока едим, с трудом заставляю себя не схватить книгу, не пробежаться глазами — так интересно, что же в ней такого, особенного!
Перевожу взгляд на Пусю — котенок, щурясь, смотрит на огонь, навевая странные ассоциации. Замираю, пытаюсь поймать. Словно промелькнувшее воспоминание из тех, забытых, далеких. Какая-то пещера? Какой-то костер?
Но чем больше пытаюсь проявить, тем дальше оно уходит.
— Все в порядке? — тут же реагирует Дарсаль.
— Показалось, будто что-то вспомнилось. Но не могу понять.
Копаюсь в памяти еще какое-то время, только ассоциация уже пропала, так и не оформившись.
Наконец, отставляю тарелку. Дарсаль доедает, а у меня уже руки чешутся. Беру книгу, листаю. Вроде бы самая обычная.
Начинаю читать и почти сразу проваливаюсь в другой мир.
Забываю, кто я и где, что сижу на диване рядом с прикрывшим глаза Стражем, и что сегодня нам просто повезло, но других вечеров может и не быть... Зато когда император уедет, буду хоть каждый день приходить! Эта мысль отдается где-то фоном, пока пересыхает горло с непривычки и я пытаюсь смочить его остывшим чаем. И снова окунаюсь в яркий, придуманный мир, который выстраивается, вырастает, приобретает почти материальные очертания.
Омаа окутывает нас теплым коконом, отделяя от остального мира. Ощущаю его везде, но этого почему-то мало, хочется больше, ближе, сильнее. Кажется, вижу в нем те картины, о которых говорил Дарсаль — призрачные, хрупкие, но будто бы живые.
И, наверное, впервые за долгое время почти отпускаю эмоции. Они все там, в чужой, придуманной жизни, и я наконец-то могу расслабиться, не боясь за то, как будет истолковано мое удовольствие.
Дарсаль
Голос льется, течет, заставляя почти забыть и об осторожности, и о постоянном контроле. Иногда я представлял, конечно, как она читает мне вслух. Но никогда не думал, что этим будет заниматься императрица. Казалось, всё где-то в тех видениях, которым не суждено сбыться.
