Слепец в Газе - страница 45

– Н-не совсем то, – проговорил он. – Нельзя злоупотреблять своими привилегиями.

– Моя привилегия не слишком велика, – произнес Энтони. – Около шести фунтов в неделю, – добавил он, имея в виду наследство, полученное от матери.

– П-плюс в‑все остальное.

– Что остальное?

– Удач-ча, что тебе нравится все это. – Он протянул руку и коснулся тома Бейля. – Кроме т-того, у тебя есть все твои дар-рования.

– Не могу же я нарочно поглупеть, – возразил Энтони. – И ты не можешь.

– Н-нет, но мы должны использовать то, что у н-нас есть, для чего-то другого.

– И для чего мы совершенно непригодны, – саркастически заметил Энтони.

Не обратив внимания на насмешку, Брайан продолжал со все возрастающей, от сердца идущей страстностью:

– Мы должны использовать с-свой дар для чего-т-то иного хотя бы в виде благодарности, – горячо проговорил Брайан, сохраняя искреннюю серьезность.

– Благодарности за что?

– З-за т-то, ч-что нам отпущено свыше. Д-для н-начала з-за д-деньги. За знания, за вкус, за способность т-т-т… – Не сумев выговорить слово «творить», Брайан заменил его более удобным «делать дело». – Б-быть ученым или художником – эт-то значит добиваться личного спасения. Н-но в‑ведь этот талант принадлежит и Царству Божию. Н-надо ж-ждать, ч-чтоб-бы б-быть п-понятым.

– Фабианцами? – спросил Энтони с нарочитым простодушием.

– И им-ми-и тоже. – Молодые люди замолчали, пауза затянулась на полминуты. «Должен ли я это высказать? – подумал Брайан. – Должен ли я сказать это ему?» Вдруг все дамбы, сдерживавшие страстность и искренность Брайана, рухнули.

– Я решил, – заговорил он, и пафос его слов был так силен, что Брайан, сам того не сознавая, вскочил на ноги и начал мерить энергичными шагами комнату Энтони. – Я решил, что б-буду заниматься ф-философией, л-литературой и историей до тридцати, а потом п-перейду к делам более прям-мым.

– Прямым? – переспросил Энтони. – В каком смысле?

– В смысле обращения непосредственно к л-людям. В смысле п-постижения Царства Б-бо-жия… – Сила страсти Брайана была так велика, что он лишился дара речи.

Слушая Брайана, глядя в его строгое и пылкое лицо, Энтони почувствовал, что тронут до глубины души, и по этой причине ощутил непреодолимое желание как-то защититься от непрошеного чувства. Средство было только одно – насмешка.

– Например, ты будешь омывать ноги нищим, – сказал он. – И вытирать их своими волосами. Представляешь, какой выйдет конфуз, если ты преждевременно облысеешь.

Только потом, когда Брайан ушел, Энтони устыдился своей низости – хуже того, он сам был унижен своим рефлектирующим автоматизмом. Повел себя как обезглавленная лягушка, которая отдергивает лапку, если на нее капнуть кислотой.

– К черту! – громко произнес он и взял со стола книгу.

Он углубился в чтение «Пути к совершенству», когда раздался глухой стук в дверь и голос, преувеличенно хриплый, как голос сержанта, орущего на новобранцев, проревел его имя.

– Что за дурацкая лестница у тебя в доме! – загремел Джерри Уотчет, войдя в дверь. – Какого черта ты живешь в этой поганой берлоге?

Джерри Уотчет отличался светлой кожей, мелкими невыразительными чертами лица и волнистыми золотисто-каштановыми волосами. Приятный во всех отношениях молодой человек, именно приятный, ибо, несмотря на свой высокий рост и мощное телосложение, Джерри обладал смазливостью молоденькой девочки. Для поверхностного наблюдателя этот великан представлял собой типичный образчик аркадского пастушка, однако при более внимательном взгляде становилось ясно, что эта идиллическая внешность странным образом уживалась с жестокой наглостью его голубых глаз, едва заметной презрительной улыбкой, которая то и дело кривила его губы, и с пугающей грубостью толстых пальцев с коротко остриженными ногтями.