Слепой дождь - страница 35



Изменения в его внешности Полина Александровна и Павел Дмитриевич заметили сразу. Сын светился внутренним довольством, как свежий блин, и впервые за последнюю неделю на его губах заиграла легкая улыбка. Причина, чтобы Владу быть довольным своей жизнью, как считали родители, лежала на поверхности: он отслужил в армии, восстановился в институте, сдал хорошо сессию и перешел на второй курс. И хотя в последнее время из—за гибели Светланы и смерти друга он находился в угнетенном состоянии, долго это не должно было продолжаться, и внезапное приподнятое настроение сына обрадовало родителей.

– Садись ужинать! Мы тоже не ужинали, тебя ждали.

Влад вымыл руки и уселся за стол. Потом какой—то бесенок толкнул его, и он спросил:

– Папа, а водка есть?

Родители переглянулись, но никак не возразили Владу.

– Есть, – ответил отец.

– Мама, мне нужен стакан! Папа, налей половину!

– Что случилось, сынок? – спросила встревоженная Полина Александровна.

Не в силах дальше разыгрывать родителей Влад вынул из кармана коробочку с медалью и протянул отцу:

– Вот, наградили! Обмыть надо.

Отец взял коробочку и, прищурив глаза, прочитал:

– Медаль «За отвагу».

Потом, не веря своим глазам, вынул медаль из коробочки и принялся ее внимательно изучать, иногда поднимая на сына посуровевшее лицо.

– За что? Такими медалями просто так не награждают!

– Да—а—а… там… – принялся отнекиваться Влад.

Но встревоженное лицо матери охладило его игривость, и он понял, что надо говорить правду.

– Ладно, слушайте! Я сопровождал груз в Сирию. При его доставке с аэродрома на базу хранения колонну обстреляли. Ранение получил прапорщик, старший нашей команды. Я его вытащил из опрокинувшейся машины. Вот за это, наверное, и наградили…

Его слова не успокоили мать и глаза ее наполнились слезами.

– Мама, честно, сам толком не понимаю, что командование нашло в моем поступке! Ничего особенного!.. – заторопился Влад, спеша успокоить мать.

– Сынок, – спросила Полина Александровна, – а это когда произошло? За неделю до твоего увольнения из армии? Да?

Влад удивился, так как все действительно произошло за неделю до «дембеля».

– Я сон видела, – продолжала матушка, – что ты бегаешь с автоматом и стреляешь в каких—то чудовищ!

– Мама, я «срочником» был, в Сирию попал случайно – нельзя туда срочников посылать! Командировка – туда—обратно. Кто мне автомат доверит?!

– Все, хватит! – прервал отец разгоравшиеся выяснения. – Давайте, обмоем медаль! Мать, давай рюмки!..

После ужина, пока мать убирала со стола, они с отцом вышли на балкон. Отец затянулся сигаретой и, пуская дым в сторону, чтобы тот не попал на некурящего сына, сказал:

– Сынок, меня—то ты не обманывай! Я в армии служил не один год, как ты, а целых полновесных два года. Армию я знаю хорошо! Так, за что медаль получил, признавайся?

– Папа, я не обманываю! Все правда. Единственное, что не дорассказал, так это то, что после обстрела прапорщика утащил в укрытие, а потом ночью подкрался к «духам», грохнул троих и на их джипе с прапорщиком уехали подальше в пустыню и спрятались в зарослях. Там вертолет нас и подобрал… Вот и весь мой подвиг.

– Но вы же в колонне шли?! А где остальные машины, боевое сопровождение?

– Так как началась атака «духов», то колонна пошла без остановки. Тут не до подбитой машины было – лишь бы прорваться!

– Вот теперь похоже на правду! С боевым крещением, сынок!

Отец обнял сына, и они несколько секунд стояли неподвижно. Теперь Павел Дмитриевич понял, откуда у сына появилась неожиданная взрослость. Стрельба по людям, даже врагам, – это не стрельба по тарелочкам. Он искоса посматривал на сына и не видел в нем следов особого волнения. А ведь рассказывая, он заново переживал трагические события! «Молодец! В деда пошел, моего отца. Тот тоже что—нибудь сотворит, подерется, например, с деревенскими мужиками, и все так буднично, расчетливо, спокойно…»