– А где это находится? – Ошарашено пробормотал, пытаясь ущипнуть себя за ухо, чтобы проверить, не сон ли это. Но нет, боль была вполне явной. Значит, не сплю.
– Не так далеко отсюда, в двух кварталах. На улице Пограничной.
– Да это центр города! Да, мой Ангел-Хранитель, или мой Бес Искуситель, кто-то подсуетился, что дом престарелых исчез, канул в лету, как страшный сон. – Вы не возражаете, что я могу забрать с собой Александрова?
– Да, конечно. Забирайте больного, я вас не задерживаю! – Растерянно лепечет мой лечащий врач. Он сам был удивлен таким поворотом событий.
– Вы не против? – Спрашивает врач у меня. Я буду протестовать? Господи, какой глупый вопрос! Да пусть меня хоть черт рогатый забирает, только не в дом престарелых, в это осиное гнездо старых перечниц и престарелых пердунов! Но почему этот женский голос так знаком? Я принимаюсь мысленно отматывать ленту памяти. Но не могу припомнить этот властный, сильный, и мелодичный голос. Он оставался в светлой части жизни.
– Я согласен принять свое наследство. Комната в коммуналке, все же намного лучше, чем комната в доме престарелых. – Это проговорили мои губы.
– Ну, тогда с Богом. Я рад, что все так хорошо сложилось.
– Да, чуть не забыла. Это вам. – Зашелестел пакет, что-то звякнуло негромко. – Кофейку попьете, покойную бабушку помянете.
– Спасибо! – Врач еще больше теряется, взяв пакет. Для него это вторая, но приятная неожиданность. Женщина тем временем подает мне руку.
– Я вам помогу дойти до машины! Мне пришлось убрать свою гордость до лучших времен в самый дальний угол. Берусь за локоть. Выходим в коридор. Медсестра тем временем выносит из палаты пакетик с нехитрыми пожитками.
– В добрый путь! Я очень рада, что все так удачно сложилось. Женский голос звучит ровно, и холодно-вежливо. Как будто вчера между нами не было никакой размолвки. Я чувствую в глубине души едкий укор совести.
– Людмила, вы меня простите за вчерашнее. Не знаю, чего на меня нашло, наговорил вам гадостей.
– Кто прошлое помянет…
– Тому глаз вон? – Я криво усмехаюсь. – Видать, очень любил поминать прошлое, если оба глаза потерял. – И с горечью резко махнул рукой. Женщина вложила в ладонь что-то холодное. Пальцы легли на округлость.
– А это что?
– Это мой прощальный подарок. Специальная трость для слепых. Теперь ваша верная спутница.
– Да. – Погладил рукоятку. – Моя верная спутница. До конца жизни.
– Прощайте! – Я ощутил руку медсестры на плече. Я кладу ладонь на нежные пальчики, слегка сжимая, шепчу:
– Нет, не прощайте! Я… – Горло перехватывает резкий спазм. Запинаюсь, но всего на пару секунд. – Я упрямый. Знаю, что будет встреча. И не одна!
– Прощайте. – Медсестра вырывает руку, и не уходит, а убегает. Адвокат уверенно берет под локоть. И доверительно шепчет.
– Я узнала голос. Это она звонила. А она, хоть не красавица, но симпатяшка. Что, нравится? Вздыхаю. Эта женщина для меня недосягаема. Холодная и неприступная, как далекая звезда.
– Она замужем. Адвокат ехидно хохотнула.
– Ой, да для тебя, прожженного кобеля, то, что она замужем, это не препятствие.
– Здесь все не так. Здесь все намного сложнее.
– А, любовь-морковь? Ладно, пошли, у меня мало времени. – Чувствую, как адвокат волочит меня в сторону больничного лифта. Так началось первое путешествие в новом для меня мире. Длинный коридор. Лязгают створки лифта, как челюсти аллигатора, отсекая еще часть жизни. Больница с вонью хлорки, уколами, процедурами, перевязками осталась позади. Я спускаюсь по ступеням. Впервые за несколько недель выхожу на улицу. В тот момент, когда произошла катастрофы, был самый разгар лета. А теперь осень смывает дождями тепло и улыбку с земли. Горьковатый запах опавшей листвы проплывает над городом. Пахнет бензином. Женщина остановилась около машины. Распахивает дверцу, помогает занять место на заднем сиденье. Кто это? Мой ангел, вытащивший мой зад из больничной трясины? Я провожу пальцами по обивке сидения. Черт подери, да это же дорогая, натуральная кожа, а не говняный дерматин! Сиденье мягкое и очень комфортное. Знакомые ароматы духов, новой кожи, ментоловых сигарет, бензина и машинного масла сильно встряхнули память. Мы сидели несколько минут молча, ни о чем не разговаривая.
