Вопреки ожиданиям Кости, Гену не послали подальше после первых же двух сказанных им слов. То ли милиционерша пребывала в распрекрасном настроении, то ли вкус на мужиков у нее был не совсем обычный, но беседа у них завязалась очень даже оживленная, можно даже сказать, бойкая. Поскольку торопиться все равно было некуда, Костя Шекель отошел в сторонку, сунул Гениного тезку под мышку, как батон вареной колбасы, и, порывшись в карманах, закурил сигаретку. Кайману, хоть и был он под кайфом, такое обращение не понравилось – он начал вяло извиваться, вертеть заклеенной мордой, перебирать лапами в воздухе и дергать хвостом. Весила эта сволочь немало, держать ее, извивающуюся, под мышкой было неудобно, и Костя опустил крокодила на асфальт, для верности обмотав вокруг кулака конец цепочки, пристегнутой к ошейнику на бронированной крокодильей шее. Кайман пополз куда-то, но цепочка была коротка, и он, напоследок пару раз дернув хвостом и мотнув башкой, улегся у Костиных ног и моментально заснул. А может, затаился, исподтишка высматривая на тротуаре чьи-нибудь пятки повкуснее, – кто его, ящера, разберет?
Маруся, которой не понравился табачный дым, негромко взвизгнула, довольно чувствительно хлопнула Костю по макушке, а потом, видя, что это не помогает, перебралась ему на спину и повисла, обхватив его руками за шею. Костя Шекель привычно подавил внезапно вспыхнувшее, чисто инстинктивное желание взять поганую тварь за хвост, раскрутить над головой и с нечеловеческой силой зашвырнуть в мировое пространство: мартышка все-таки была в некотором роде его деловым партнером, да и денег стоила немалых. «Вот парадокс, – подумал Костя Шекель, дымя сигаретой и краем глаза наблюдая, как фотограф Гена охмуряет симпатичную гаишницу, – чем больший геморрой ты собираешься приобрести, тем больше бабок тебе придется за него выложить».
У Гены Шнобеля между тем дело явно шло на лад. Он уже начал осуществлять плавный переход от вербального контакта к мануальному – то есть, согнувшись без малого пополам, деликатно ковырял пальчиком пестрые значки и пуговки на груди у милиционерши – интересовался, стало быть, боевые это награды или просто для красоты повешено. Милиционерша хихикала, как восьмиклассница, и игриво отмахивалась от Гены ладошкой с наманикюренными ноготками, напрочь позабыв о дорожном движении, которое, к слову, отлично без нее обходилось.
«Орел», – со снисходительным одобрением подумал Костя, хотя со стороны Гена Шнобель больше смахивал не на орла, а на сексуально озабоченного аиста. И тут в нагрудном кармане Костиной рубашки зазвонил мобильник.
Раньше, чем Костя успел его оттуда достать, Маруся сиганула ему на плечо, запустила в карман маленькую коричневую ладошку и завладела любимой игрушкой, которая по вполне понятным причинам попадала ей в руки нечасто. Черт ее знает, случайно она нажала на клавишу соединения или осознанно, но телефон перестал звонить. Маруся уже визжала в микрофон, оскалив длиннющие, как у вампира, желтые клыки и подпрыгивая от возбуждения у Кости на плече. Чтобы не свалиться с этого ненадежного насеста, свободной рукой она цеплялась за Костины волосы. Свирепея, Шекель кое-как отобрал у нее телефон. К счастью, на этот раз обошлось без укуса; Маруся одним резким прыжком снова переместилась ему на спину, напоследок мазнув по губам облезлым хвостом.
– Да! – раздраженно бросил Костя в трубку, но, поняв, с кем говорит, тут же сбавил тон: – Да, я. Нет, кричал не я. Это Маруся, извините.
