– Ты чего в облаках витаешь? Я что-то пропустила? – спрашивает Джесс, делая большой глоток из своей бутылки с водой.
– Берем конус и держим его в неударной руке, задача – тянуться конусом вверх к мячику, чтобы ваше неударное плечо было выше ударного, – громким звонким голосом объясняет тренер условия нового упражнения своим подопечным, и я вижу, как дети вытягивают над головой яркие оранжевые конусы, зажатые в их маленькие ладошки.
– Такие малыши, а лупят по мячику так, как мы с тобой уже никогда не сможем, – говорю я, аккуратно меняя фокус ее внимания.
Я решила сохранить в тайне тот факт, что ублюдок вновь вторгся в мою жизнь. Это касается только меня и его. Достаточно того, что об этом знает Кевин.
– Да, они монстры, – соглашается Джесс. – Но тут как бы каждому свое, кто-то рожден быть Вильямс или Агасси, а кто-то скромно двадцатого декабря поет премьеру на Бродвее.
Я таращу глаза, растягивая губы в счастливой улыбке.
– Ну, официальная премьера состоится только в феврале, но, сама понимаешь, этот шедевр можно смотреть вечно.
– Я так за тебя рада! – ахаю я, обнимая подругу.
Карьера Джесс не всегда складывалась так удачно, а потому каждый раз, когда она получает новый спектакль, мы радуемся этому, как в тот далекий и желанный первый раз.
– Я так тобой горжусь! Уверена, он станет настоящей сенсацией сезона!
– Очень на это надеюсь! Все-таки последний раз «Вестсайдскую историю» на Бродвее ставили десять лет назад, и тогда это действительно был прорыв. В общем, я, конечно, очень волнуюсь, но это того стоит.
– Шикарный подарок всем нам к Рождеству! – резюмирую я, салютуя ей своей бутылкой с водой.
– Да уж, – тянет Джесс, вращая в руках ракетку. – Но, кажется, Скотт пропустит мой триумф.
– Он до сих пор в клинике или ты планируешь отправить его туда снова?
– Не надо так. Джен, я знаю, ты злишься и не понимаешь ни меня, ни его, но…
– Ошибаешься, я отлично понимаю и тебя, и его, а главное, я понимаю, к чему все это идет.
– Ну разумеется, ты же у нас всезнающий медиум! – щетинится Джесс, ударяя ракеткой об корт. – Знаешь, мне больше нравилось, когда ты была просто мозгоправом на Манхеттене, по крайней мере, тогда ты не лезла ко мне в душу.
Она резко вскакивает, точно ей стало дико некомфортно находиться рядом со мной. Но это она, а не я нанесла решающий удар по ее «внутреннему ребенку». Если бы глубоко внутри она не была согласна со мной, ее бы не ранили ни мои слова, ни, тем более, то, что я могу обо всем этом думать. А ей больно, и я это вижу. Она стоит в нескольких шагах от меня, бессознательно прокручивая в руке ракетку. У нее всегда безупречная красивая осанка, но сейчас в линиях идеально сложенной фигуры я вижу напряжение и скованность
Как верно заметила Джесс, это уже далеко не первая моя попытка протянуть ей руку помощи, хотя она, конечно, трактует мои действия иначе. Ей кажется, что я несправедлива, и каждый оступившийся имеет право на второй шанс, беда в том, что Скотт уже потерял счет тем самым шансам, которые так бездумно раздает ему Джесс.
– Сегодня какой-то совершенно идиотский день, – слышу я сдавленный голос подруги.
Она продолжает стоять ко мне спиной, слегка задрав голову вверх. В холодное время года над открытыми кортами Маккаррен-парка натягивают огромный резиновый тент, с купола которого свисают небольшие блинчики освещения, на один из которых сейчас как раз так напряженно смотрит Джесс.
