– Зато мне звонят все время… И Саша твой… И Славка третьего дня… – вымучила из себя Вика, будто в холодную воду бросилась.
– Тебе?! Не поняла… Зачем? То есть… Почему – тебе? А мне?
– Ох, Машунь… Погоди, с духом соберусь…
Некрасивое Викино лицо стекло вниз, лоб и виски покрылись капельками испарины. Ладонь поднялась было ко лбу, но снова безвольно опустилась на скатерть, дрожащие пальцы оплели бокал с недопитым вином.
Она сидела, не понимала ничего. Даже улыбалась механически. Вот Вика припала губами к бокалу, сделала большой глоток. Еще, еще… Кадык дернулся на короткой шее, обнажилась бледная, не сумевшая загореть полоска под тяжелым подбородком. Ну же…
– Вик, да что случилось?! С ними что-то случилось, да? С Сашей, со Славкой? – спросила и сама испугалась. Захотелось ударить себя по губам… Так ведь и накаркать беду можно!
– Да ничего с ними не случилось, Машунь. Живы-здоровы.
– А… чего тогда? Почему они мне не звонят, а тебе звонят?
– Дело в том, Машунь, что… Фу, господи, язык не поворачивается… – вздохнула подруга.
– Вика?! Ну?
– Дело в том… В общем, Саша меня попросил… Вернее, поручил мне… Подготовить тебя… А я не подготовила, не смогла… Не умею я…
– Да к чему, к чему подготовить-то?
– А, ладно. В общем, он ушел от тебя, Маш. Когда приедешь, его уже дома не будет. Вот так вот…
– Погоди, я не поняла. То есть как это – ушел? Куда – ушел?
– А ты сама не догадываешься, что ли?
– Нет…
– Ну, куда обычно мужики из семей уходят?
– А… куда?
– Ладно, посиди немного… Приди в себя, перевари, обдумай. У тебя просто шок, Маш, я понимаю.
– Да какой шок, нет у меня никакого шока! Ты что, разыграть меня решила, да? Знаешь, не смешно… Нисколько не смешно! Это только представить, чтобы мой Саша…
– И тем не менее это так, Маш. Придется тебе это принять. Да, он просил меня… Ну, в общем… Поговорить. Уже перед фактом поставить.
– Хм… А почему – тебя?
– А кого еще, Маш? Я ж тебе самый близкий человек после Саши. Ой, то есть я хотела сказать… Теперь так вообще самый близкий, получается…
– Да нет! Я не то имею в виду! Он что, сам не мог мне сказать?
– Не мог, Маш, в том-то и дело. Побоялся сломаться. Ты же сразу истерику закатишь, заплачешь, обвинять начнешь, пристыживать! А так… Случилось и случилось де-факто. Истерику закатывать некому. А когда ты примешь, успокоишься немного, тогда он тебе все объяснит. А может, к тому времени уже и не потребуется никаких объяснений, мало ли, как жизнь повернет.
– Как? Как жизнь повернет? Я умру, что ли?
– Ой, Маш… Ну что ты, ей-богу! Я же не то имела в виду…
– А я как раз то. Он же знает, что я без него не выживу. Как он мог, Вик? Это… Это жестоко, если это правда, конечно. Это убийственно жестоко по отношению ко мне.
– Да, это жестоко, согласна. Но с другой стороны, Маш… Ты тоже постарайся его понять…
– Замолчи, Вик! Не надо, не говори больше ничего!
– Ну, Маш… Глотни вина, успокойся. Ну рассуди сама, ничего же страшного не произошло!
– Что?! Ничего страшного? Да меня же убили, Вик… И ты говоришь – ничего страшного?! Молчи, молчи, пожалуйста, не говори больше ничего!
Неловко дернула рукой, будто отмахиваясь от Вики, бокал опрокинулся, вино пролилось на скатерть. Прежде чем впитаться в ткань, потекло ручейком. Красиво – красное на белом, взгляд притягивает. Как кровь на снегу.
– Ну, началось… – печально констатировала Вика, набрасывая на красную струйку салфетку. – Я ж говорю тебе – успокойся…
