– А как же внедрение в банду, блатная феня?
– Для этого необходима спецподготовка.
– Да ладно, Витюша, шучу. И так сойдёт, – сказала я, переворачивая его кепку козырьком назад. – Так ты больше на блатного похож. И подними воротник куртки, чтобы хоть как-то лицо прикрыть, а то в таком виде тебя любая собака узнает. Хорошо, хоть шарфик повязал, – обрадовалась я, увидев торчавший из-под воротника куртки шерстяной аксессуар. Вытащив его наружу, обмотала им шею Виктора таким образом, чтобы закрыть часть лица. – Совсем другое дело! Теперь тебя родная мать не узнает.
– Ты – опасная женщина, действуешь, как настоящий преступник. Детективов, что ли, начиталась? – сказал Виктор, смеясь.
– Не без этого. Так, Витюша, шутки в сторону. Сыщикам надо иметь… как там Дзержинский говорил?
– Холодную голову, горячее сердце и чистые руки. Правда, он имел в виду чекистов.
– Не важно. Иди за мной. – В этот момент я чувствовала себя хозяйкой положения. – Видишь вон тот скверик за магазином? Туда выходят окна кабинета Бориса Львовича. Обходим его слева. Когда подойдём поближе, подсадишь меня и я попробую через фрамугу открыть окно изнутри.
Каково же было моё разочарование, когда обнаружилось, что фрамуга была закрыта. Весь наш маскарад оказался ни к чему. Думаю, в этот момент Виктор испытал чувство облегчения. Но тогда я об этом не думала. Мы присели на скамейку в сквере.
– Вить, а где сейчас может находиться Зина?
– В КПЗ – камере предварительного заключения.
– А что с ней будет потом?
– Если предъявят обвинение в течение 72-х часов, переведут в СИЗО – следственный изолятор.
– Кошмар! Бедная Зина!
– Танюш, уже поздно. Попробую поймать такси. Ты пока здесь меня подожди. Я быстро.
Пока Виктор ловил такси, ко мне подсел какой-то пьяный в хлам мужик.
– За сколько продаёшься, красавица? – спросил он заплетающимся голосом.
– Я не продаюсь. Оставьте меня в покое.
– Оно и видно, шалава. Идём. Здесь недалеко. Хорошо заплачу.
– Что вы себе позволяете? Вы меня не за ту принимаете, – возмущённо ответила я, совершенно забыв, что мой вид красноречиво свидетельствовал об обратном.
Мужик схватил меня за руку и потащил в кусты. Уцепившись одной рукой за сиденье скамейки, я стала громко звать на помощь. Буквально через минуту, которая показалась мне вечностью, появился Виктор. Ударив со всего маха мужика в челюсть, он в одно мгновение вырубил его. Послышался вой сирены милицейской машины.
– Витя, бежим! – крикнула я на ходу, и мы побежали через сквер в направлении набережной.
Забежав в какую-то подворотню, я сорвала с себя парик, стёрла ярко-красную помаду и тени, а боа затолкала в сумку, превратившись из проститутки в старомодную провинциалку. Виктор вернул кепку и шарф в исходное положение, превратившись в среднестатистического советского человека, и мы, взявшись за руки, изображая влюблённую парочку, направились к московскому мосту. О такси можно было забыть.
Мимо проехала милицейская машина, притормозившая метров за сто перед нами. Высунувшийся из неё милиционер, дождавшись, когда мы сравняемся с машиной, спросил, не видели ли мы случайно рыжеволосую проститутку или высокого мужчину плотного телосложения. Мы лишь пожали плечами и отрицательно покачали головами.
Светила полная луна. Дул лёгкий ветерок, гоняя пожухлую листву. Мы продолжали идти по направлению к моему дому, держась за руки.
– Вот так и в ту трагическую ночь я шла по этому мосту, и встречные машины обливали меня грязью, – сказала я, высвобождая свою руку. – А Борис Львович в это время, по всей вероятности, был уже мёртв.
