– Кукушка прокуковала 9-ть раз, – ответила я упавшим голосом.
– Какая ещё кукушка?
– В настенных часах. Она всегда напоминала мне, что пора уходить. Как это произошло?
– Хотелось бы от вас услышать подробности.
– Я ничего не знаю.
– С какой целью вы приходили к директору антикварного магазина? – продолжил допрос Никишкин.
– Он сам меня пригласил. Хотел просто повидаться (мы с ним давние знакомые), а заодно и со своей новой помощницей познакомить. Послушайте, а какое это имеет отношение к убийству?
– Здесь я задаю вопросы, а вы отвечаете, – произнёс он, по-моему, самую банальную фразу, без которой не обходится ни один следователь.
– Если это для вас так важно, его помощница Зина может подтвердить мои слова.
– Она уже дала показания. Только Зина ушла из магазина около половины девятого, а вы остались. Это так?
– Да. Всё так и было.
– С какой целью вы задержались у жертвы?
– Чтобы проконсультироваться по поводу одной вещи. Мне не хотелось это делать при посторонних людях. Кстати, эта вещь осталась у Бориса Львовича. Он обещал на следующий день показать её знакомому ювелиру.
– Что за вещь?
– Серёжка в виде виноградной грозди, увитой змеёй.
– Вот. Уже теплее, – удовлетворённо произнёс следователь, будто получил важную для следствия информацию. – Так и запишем: пришла, чтобы сдать на продажу антикварную вещь.
– Я так не говорила, товарищ следователь. Прошу не искажать моих слов. Я сказала, что была приглашена Борисом Львовичем в гости, а заодно решила проконсультироваться по поводу семейной реликвии. Предлагать её на продажу совершенно не входило в мои планы.
– Кстати, не припоминаю такой вещицы в описи предметов антикварного магазина.
– Скорее всего, она осталась в сейфе Бориса Львовича, – с надеждой предположила я.
– Там тоже ничего подобного обнаружено не было. А кстати, почему вы вдруг решили консультироваться с антикваром по поводу этой вещи? – поинтересовался следователь.
– Нашла в шкатулке старинную серёжку, которая когда-то принадлежала моей прабабушке, и решила поинтересоваться, представляет ли она какую-нибудь ценность, – ответила я, подумав, если сейчас буду рассказывать историю реликвии со всеми подробностями, то углублюсь в такие дебри, из которых едва ли смогу выбраться.
– И что он вам ответил?
– Что серёжка не представляет особой ценности, но он покажет её на всякий случай своему приятелю-ювелиру.
– Как зовут этого ювелира?
– Я не спрашивала.
– Допустим, вы ушли от антиквара в девять часов вечера, – продолжал Никишкин. – Куда вы пошли потом?
– Я же вам уже говорила – домой.
– Может быть, вас кто-то из знакомых видел по дороге?
– Вряд ли. Во всяком случае, я никого не встречала.
– Каким видом транспорта вы добирались?
– Пешком.
– Насколько мне известно, вы живёте за Двиной.
– Да.
– В тот вечер и всю ночь шёл сильный дождь. И вы хотите сказать, что пошли домой, на окраину города, да ещё в непогоду, пешком, в то время, когда ещё ходил общественный транспорт? Я уже не говорю о том, что можно было вызвать такси.
– Именно поэтому я и заболела.
– Тем более непонятно, почему вы пошли пешком в такую непогоду, рискуя заболеть.
– Хотела привести свои мысли в порядок.
– Значит, вы были чем-то огорчены?
– Вам не кажется, что моё душевное состояние вас не касается.
– Ещё как касается, голубушка. Вы даже не представляете себе, как касается, – обрадовался он и стал что-то записывать в свой блокнот. – Я же понимаю, вы ведь не какая-нибудь закоренелая преступница, притом представительница благородной профессии, призванная спасать людей, а не убивать. Убить человека – это не хухры-мухры. Есть над чем задуматься.
