Слеза Ночи - страница 27

– Он вовсе не наезжает, так вышло, – неуверенно объясняла Люма, сама понимая, что ей не хватает убедительности.

– Слушай, если она гонит насчет вашей нравственности, то я сама с ней враз разберусь, честное слово, я знаю как, – предложила Людмила. – Знаю одну штучку про нее…

– Что про нравственность? – не поняла Люма, но ей стало неуютно, она даже покраснела.

– Ой, да какие вы все! – засмеялась Людмила. – У меня проблема со словарем, никогда не знаю, как удачнее выразиться. Ладно, скажу проще, Май-Плита, она такая, она любит девочек подозревать, ей всю дорогу кажется, что кто-то кого-то соблазнил. Ваш случай?

– Нет, ничего подобного, и речи не было, – ответила Люма и покраснела еще больше, даже слезы выступили.

– А даже и так, я вовсе не возражаю, не смущайся ради Бога, – заторопилась Людмила. – Главное – на СПИД не нарваться, за все остальное – спасибо! Нет, мамашка боится, что Май-Плита стала тебя обижать, а Малышка вступился. Так вот я сама ей вклею, если что!

– А что, были уже случаи? – осторожно поинтересовалась Люма.

То, что Людмила тоже оказалась знакома со школьными преданиями, было новостью, хотя отчего бы и нет? Если сообразить, что все, включая тетку Иру, жили на одном пятачке и учились в одной школе, ныне гимназии.

– Да, она однажды здорово отличилась, наша "Плитка, но не шоколада", – доложила Людмила. – Просто очень давно было, поэтому не все знают, она одну девочку чуть до суицида не довела. С окошка сняли бедняжку.

– Это как, неужели поэтому? – спросила Люма в некотором недоумении.

– Ладно, сейчас расскажу, только Левке ни слова, ладно? Он у нас выдался впечатлительный, предки за него трясутся, – предупредила Людмила, затем завела обстоятельный рассказ. – Так вот история была такова, начну с начала, с меня. Когда Малышка родился, я уже большая была, и везде его таскала, как куклу, даже в школу и на школьный двор. Всем нравилось, все с ним играли, одной Май-Плите не понравилось. И она стала капать Элле Тиграновне – завучу, у вас она тоже? Душа-человек Элла, между прочим. Так вот она заявила Элле, что я компрометирую школу, могут подумать, что Левка это мой ребенок. Так что нечего с ним таскаться, чтобы не подумали…

– Ничего себе, фантазии у мамы-Майи, – искренне удивилась Люма. – Изврат какой-то!

– Ну, это цветочки, – заверила Людмила с большим удовольствием. – Сейчас будут ягодки. Когда Майя капала на мозги, наши девочки оказались рядом, в учительской, и все слышали. Так вот Элла, а она, ты знаешь, взвивается на раз, не дай Бог под руку попасть – так она закричала, как бешеная! Типа того, что еще один случай про детскую нравственность, Майечка, то ни к одной школе вас не подпустят даже двор мести, я вам обещаю! Мол, поклоны Богу стучите лбом, что тогда обошлось, что в тюрьме не сидите! А еще лучше, говорит, не Богу ставьте свечку, а телевизору. Как Бакунин появится, так слезы лейте от радости, что он вас от суда спас, а нашу школу от статьи! Вот так она Май-Плиту отчистила и тут же забыла. А я – нет, мне стало до ужаса интересно, что же Плита сделала, и при чем тут телекомментатор Бакунин – тогда был такой.

– Ой, а я ничего этого не знала, – нельзя сказать, чтобы Люма солгала, просто умолчала, что знает другую версию, а уж кстати это было весьма. Вся информация просто плыла в руки, и спрашивать ничего не надо.

– Подожди, еще не то узнаешь о драгоценной маме-Майечке, – пообещала Людмила. – Ну вот, я раскинула мозгами и подкатилась к Тане Васильевне, она у мелких рисование вела, а тогда была пионервожатой и заодно комсомольским боссом, когда в институт не поступила. Я Таню раскрутила, и она такое рассказала, правда под секретом, чтобы больше никому. Хотя в свое время это был секрет Полишинеля – знали все. История очень веселая. У Май-Плиты в классе одна дура устраивала вечеринку с поцелуями, в фанты играли или в бутылочку – главное по всей квартире целовались, как будто без фантов трудно. А когда зажгли свет, то хватились побрякушки, вроде даже была дорогая, ее кто-то вынес под поцелуи. Кто именно – так и не дознались, и вот удрученная хозяйка и Май-Плита собирают комсомольское собрание о моральном облике. Сначала – сознавайтесь ребята, кто пошутил, а потом уже круче – буржуазные пережитки в наших рядах. Разврат и кража! И понесли почему-то на одну девку особенно, дура вопила, что это она взяла, потому что больше некому, видите ли, все остальные выше ее подозрений, а ту она не звала, кто-то из парней привел. Но Майя повернула похуже, мол не будем сейчас о краже, а вот поведение комсомолки Веры, Нади, или Тани (не помню, как ее звали) – вот это серьезный повод для обсуждения. Как же могла она играть в развратные игры, где ее моральный облик, а от разврата до кражи рукой подать. И вроде она одна, а остальные как бы никогда и не целовались. Бедная девка, Таня Васильевна видела, вся побледнела, помертвела, спросила запинаясь, а как остальные, их, что там не было? А Майя так с протяжечкой (у-садюга!) – зачем ты на остальных валишь, мы про твое аморальное поведение толкуем, ты за себя ответь, может, не только целовалась? Слухи о тебе стали ходить… В нашем образцовом классе такого раньше не бывало! Вот такая, блин, педагогика!