Молча согласившись, что они с Девятовым и правда сумеют опросить всех немногочисленных дачников за пару дней, Кошкин все же оторвал взгляд от песчаной тропки, по которой мог убраться предполагаемый убийца, и огляделся… а после, поддавшись необъяснимому для себя порыву, вдруг резко сорвался с места и бросился поперек тропы.
Там, на другой обочине дорожки, снова были зеленые кусты и трава по пояс, а пробравшись сквозь них, Кошкин вдруг оказался на берегу озера – прозрачного, гладкого как стекло и завораживающе спокойного. Но даже не озеро более всего захватило внимание Кошкина, а аккуратный белокаменный дом, что стоял на другом его берегу. От дома того тянулся причал, к которому была привязана лодка, застывшая в тихой воде.
– Это дом художника, Степан Егорыч, точно тебе говорю, – озвучил свои догадки Девятов. – Вот если б я был художником, то именно такую дачку бы и прикупил. И женился б на Раскатовой… – он помолчал, словно что-то решая для себя, а после твердо добавил: – Да!
– Губу закатай, – коварно вторгся в его мечты Кошкин.
Сам он не брался утверждать, что дача на том берегу озера принадлежит именно Рейнеру. Его куда больше интересовало, сколько понадобится времени, чтобы на лодке, что привязана к причалу, добраться до дачи Раскатовой? Едва ли больше четверти часа.
Девятов еще мечтал вслух о том, что бы он сделал, если бы был знаменитым художником – уж точно не писал картины. Но Кошкин вовсе перестал его слушать, потому как увидел, что к берегу, где они стояли, решительно направляется тоненькая светловолосая девушка, одетая в черное – по всему видно, что барышня.
– Помолчи! – тотчас оборвал он Девятова и начал отклеивать бороду, пока девушка не подошла достаточно близко.
А направлялась она определенно к ним.
– Добрый день, господа, вы ведь из полиции?
Она пыталась держаться с достоинством, но голосок неуверенно дрожал, а глаза метались, не зная на ком из двух сыщиков остановиться.
– Виноваты, сударыня, – помог ей Девятов, делая шаг вперед. Он галантно поклонился и представился, улыбаясь при этом столь располагающе, что девушка просто не могла не изобразить улыбку в ответ.
Оба сыщик были выходцами из мещанского сословия, хоть сколько-нибудь знатных родственников не имели, но Кошкина всегда поражало, с какой легкостью и невесть откуда взявшейся светскостью его помощник обращается с аристократами. Особенно с дамами. Сам Кошкин так не умел – его доля это отчеты, документы, скучное сопоставление фактов. С допросами равных себе он еще справлялся – даже неплохо справлялся, чего уж там – но когда приходилось общаться с господами… все мысли Кошкина были только о том, достаточно ли начищены его ботинки, и хорошо ли отутюжены брюки…
Кошкин чуть приободрился, лишь когда девушка улыбнулась и ему:
– Я Надежда Шелихова… – совсем неуверенно продолжила она, – меня не учили представляться самой, простите… я сестра графини Раскатовой, хозяйки дома.
– Надежда Дмитриевна, стало быть? – Девятов приблизился к ней еще на шаг и с легким поклоном предложил сесть на стоящую подле скамейку, – весьма рад знакомству. Мы со Степаном Егоровичем можем вам чем-то помочь?
– Скорее это я могу вам помочь, – неожиданно заявила девица. – Я знаю, зачем Павел Владимирович приехал в Горки.
Голос ее по-прежнему был несмелым, но теперь в нем проскользнули какие-то отчаянные нотки. Словно девушки приняла решение и намеревалась во что бы то ни стало выполнить задуманное.
