– Ты и сама прекрасно знаешь, не строй из себя стеснительную особу, – он взял себя за переносицу и зажмурился. Эти серые глаза всё еще смотрели на него из остатков сна, и он знал, что не заснет, пока образ русоволосой европейки не сотрется из его памяти. Он протянул бутылку подошедшей Агате, она налила себе немного красного полусладкого и села на стул рядом.
– Даже не пытайся, – остановил её Марк, – я ничего тебе не расскажу.
– Тогда давайте я, – сделав глоток, произнесла красавица. Она сидела прямо, скрестив ноги и гордо держа подбородок. Она уже пару месяцев несла службу у Господина Марка и это была далеко не первая ночь, когда он будил её из-за своих прихотей. Хоть он ничего и не говорил, она догадывалась, что ему снятся кошмары. Иногда эти посиделки затягивались до утра и переходили в длительный день, который эмпат заканчивал не раньше полуночи. Оба получались безумно уставшими, но гарантий, что и в следующую ночь ей не придётся пить в компании мужчины, который был старше её минимум в четыре раза, не было никакой.
– Сегодня кухарка Милли родила мальчика…
– Ой, ты думаешь, я не знаю?! Рождение ребенка – это событие, которое никто в этом городе не обойдет стороной. И я, к сожалению, тоже.
– Они ведь приходят к вам за благословением.
– Они просто не знают, что я черствый и бездушный скотина.
– Но вы не такой.
– Очень мило с твоей стороны, но по – моему тебе уже пора посмотреть правде в глаза. Я не даю тебе спать сутками напролёт и гоняю тебя не хуже скаковых лошадей по своим ребяческим прихотям…
– А могли бы приковать к батарее и насиловать по три раза на день, – перебила его Агата.
Марк закатил глаза и запрокинул голову:
– Ну я же не твой отец.
– Он не приковывал меня к батарее.
– Святой человек! – усмехнулся Марк, прекрасно зная, что это было единственным достижением её папаши.
– Везде нужно искать положительные моменты, – с улыбкой произнесла она.
– И какие положительные моменты ты видишь в сидении со мной в три часа ночи?
– Много людей оставалось с вами наедине? – хитро взглянула на него Агата.
– Большинство из них после таких встреч либо сходили с ума, либо умирали, – произнес он и улыбнулся. Марку не нужно было смотреть на служанку, чтобы понимать в её глазах сейчас испуг. Как бы она не пыталась быть стойкой и непринужденной, Агата боялась эмпата. Его все боялись. Марк был крайне непредсказуемым и, что ещё страшнее, мог подчинить себе практически любого человека.
– Не удивительно, – более тихим и смиренным тоном сказала Агата.
Помолчав пару минут, Марк махнул рукой на дверь, намекая на то, что служанке пора идти спать.
– Вы уверены?
– Похоже, что я когда-нибудь сомневаюсь в своих решениях? – с раздражением в голосе спросил он.
Агата колебалась. За это время она начала проникаться к этому мужчине. Она совершенно не понимала его, но сочувствовала. Видела, как тяжело ему даётся судейство. Видела, как он бушует, после того, как хороших людей грабят, убивают и насилуют. Он общался с ними, с их родственниками, пропускал всё это через себя и выдавал решения, за которые его часто осуждали. Он пытался быть справедливым, принимая во внимания жизненные обстоятельства, но не мог донести это людям. Поэтому за пределами столицы его считали надменным ублюдком, который вершит самосуд. Но те, кто хоть раз бывали на заседаниях, понимали, что лучше этого человека никто не сможет принять решение в отношении преступника и его жертвы.
