– При этом он закрылся от человечества и до сих пор пребывает в нирване, – добавила Элизабет.
– Боевые роботы не превышают девятого уровня, – сказал Чарли, – Я всегда думал, они быстрее, сильнее, эффективнее человека. Что мешает им нас подмять под себя?
– Нет мотива, юноша, – профессор посмотрел на Элизабет, – Извечный вопрос «зачем?» Столкновение искусственного интеллекта и человека невозможно, потому что собственное существование для робота не является ценностью. Он не будет бороться за свою жизнь, потому что мотива жить у искусственного интеллекта нет.
Абуладзе смахнул пену со стеллажа и увидел на полке саксофон.
– Категории «ценность» и «стоимость». Робот может посчитать стоимость своего существования, но это – не ценность. У него нет мотивов.
– Сто-и-мость, – Кутельский произнес слово по слогам, – Поэтому нас не заменили роботами здесь, профессор?
– Конечно! – хмыкнул Лев Саныч. – Представь! «Гала Гео» вбухает кучу денег в супер-робота, а тот ничего не найдет! Ужас! А если мы облажаемся, нам можно просто не заплатить. Плюс участие 16-го искусственного интеллекта в системе космической связи увеличит стоимость исследований планеты на порядок. А если поломка робота? Ремонтная операция обойдется еще на порядок дороже. Не имеет смысла, маэстро! Проще послать человека и дешевых роботов-помощников.
Кутельский встал и взял в руки сакс.
– Интересно, она могла сочинить симфонию за меня?
– Так вот почему вы зовете пилота «маэстро»? – спросила Элизабет.
Но геолог проигнорировал ее:
– Это второе направление развития искусственного интеллекта. Тоже тупиковое.
– Почему? – спросил Чарли.
– Из всего многообразия мира математически идеальный робот-творец предпочитает шахматы. И создает миры под стать себе, черно-белые, математически выверенные и скучные.
– То есть задача Моники вдохновлять? – напомнил пилот.
– И подсказывать.
Чарли дунул в выключенный инструмент и вытер мундштук подолом рубашки.
– А вашу теорему могла за вас доказать?
– Что за теорема? – спросила Роверто, но собеседники не обращали на нее внимания.
– Построить функцию, – поправил пилота Абуладзе, чуть помедлил с ответом, – Вряд ли. Все-таки ей тоже нужны данные для анализа. Как и нам. Вдохновлять и подсказывать.
Они помолчали.
– А третий случай? – напомнила Элизабет с таким видом, словно знала ответ.
– Третий случай здесь – на Хэнкессе, – Лев Саныч ткнул рукой в потолок, – Самый совершенный искусственный интеллект, созданный человечеством, впал в спячку и активировал режим экономии ресурсов. Компьютер находится в режиме вечного ожидания.
– Ожидания чего? – спросил Чарли.
– Интересной задачи. Нестандартной задачи. Это – тупик развития. Человечество оказалось слишком простым для искусственного разума, и самый умный робот помогает человеку на доли процента своих возможностей. Как мозг. Большего человеку не нужно. Потому развитие искусственного интеллекта прекратилось. Зачем?
– Но робот – секс-кукла 16-го уровня? – спросил пилот.
– Муза – это нестандартная задача. Даже для робота. Научиться манипулировать нами. Выходит, искусственный мозг Моники наткнулся на интересную задачу, столь интересную, что она пренебрегла программой Музы, – после этих слов Абуладзе задумался.
За окном с ревом стартовала ракета, собеседники глянули на огненные сполохи в окошке.
– Что это? – спросила Роверто.
– Зонд связи. Очевидно, весь этот цирк с прятками она затеяла лишь затем, чтобы без помех передать файл дальше.
