Что-то едва уловимое и неосязаемое в стенах и крыше словно бы говорило: «Гляньте-ка на меня! Я тоже – Абуладзе».
Геолог распахнул дверь. За ней находился склад. Два ряда стеллажей с коробками, тюками, приборами образовали коридор. Вторые и третьи ряды стеллажей по обе стороны местами пустовали, а полки были заполнены образцами породы, колбами и пробирками. Освещения не хватало.
Абуладзе провел новых знакомых по этому проходу в жилую зону, где крохотная кухня пахла не едой, а химикатами. Та еще обстановочка. Холостяцкая, можно сказать. Круглые иллюминаторы под потолком. Медицинский сканер у левой стены – кушетка на колесах с томографом в изголовье, а между ним и стальным холодильником приоткрытая дверь, ведущая в темный коридор.
Лев Саныч повернул один из выключателей рядом с дверью и добавил света.
Плита, кофеварка и кухонный комбайн – все подходящие горизонтальные поверхности были заставлены немытой посудой, грязными колбами, усыпаны каменными крошками и песком. Зона рабочего кабинета геолога начиналась прямо посреди кухни: рыжее кожаное кресло уживалось с небрежно сколоченной из поленьев подставкой для ног. Клавиатура мерцала голограммами букв в кресле, на широком рабочем столе ученого ей не хватило места. Открытые справочники, стопки книг, планшет, клубки проводов, вездесущие колбы, соединенные трубками, тиски, россыпь слесарных и столярных инструментов – заваленный всем необходимым для исследований стол был повернут боком к кухне и лицом к правой стене на расстояние, достаточное для прохода. От стола до потолка на правой стене крепился трехметровой ширины монохромный экран, на котором светилось развернутое в плоскость изображение Салактионы-1, испещренное пометками.
– Ниче се! – Моника по-детски наивно распахнула глаза.
Кутельского богатства геолога не зацепили, преданными щенячьими глазами пилот смотрел на девушку и впитывал ее восторг.
Абуладзе отыскал среди сушившихся на крюках тряпок фартук и вручил его Монике. Полотенце отобрал.
– Что это? – Моника повертела фартук в руках.
– Тест на профпригодность! – буркнул геолог. – А я приготовлю вам комнаты.
Нахмурившись для пущей солидности, Лев Саныч отправился к стеллажам искать постельное белье.
Моника задумчиво осмотрела фартук, расправила, отыскала прорезь для головы, надела и беспомощно захлопала себя по бокам в поисках завязок.
– А завязок-то и нету, – геолог прошел мимо молодых людей со стопкой простыней в руках, – На кой они сдались? Ежели на узел завяжутся, кто мне его развязывать-то будет?
Абуладзе прижал простыни подбородком и ухитрился потянуть дверь на себя. За ней был микроскопический холл: прямо – санузел и две спальни по бокам.
Сам Лев Саныч решил ночевать в лаборатории.
Когда он исполнил обязанности горничной и спустя полчаса вышел из душевой, то стал свидетелем душераздирающей сцены. В наполненной чадом кухоньке Моника кормила с рук своего пилота. Слезы стояли в глазах Чарли, но он покорно жевал печенье. Помирившиеся влюбленные перемазались мукой с ног до головы, чему геолог усмехнулся.
– Ну как? – Лев Саныч обратился к юноше. – Наша гостья тест прошла?
– Тест? – бушующие гормоны ударили Чарли Кутельскому в голову и мешали соображать. – Какой тест?
– Меня мама научила печь печенье! – радостно возвестила Моника.
Пилот пришел в себя и бережно кончиком пальца начал счищать муку со смуглой щеки девушки. А так как руки у него были в муке, то личико Моники стало выглядеть совсем по-детски.
