– И как именно вы подтвердите, что это тот самый? Они же все одинаковые.
– Но не этот. Он в единственном экземпляре.
Отец добродушно улыбается. Так странно, когда эта его акулья улыбочка обращена не на меня. Как если бы на Одде одна из турелей вдруг решила меня помиловать и отвернулась к кому-то другому.
– Посудите сами, как вещь может быть в единственном экземпляре? Возможно, вы просто не знаете о существовании копии? Или сами создали её – на такой вот случай?
– В его системе указан идентификационный номер. Ваша дочь даже не озаботилась тем, чтобы скрыть следы своего преступления.
От взгляда отца в мою сторону хочется провалиться сквозь пол.
– Думаю, при должном уровне мотивации подделать можно любой номер. А пока я сомневаюсь, стоит ли вообще покупать этот предмет, расскажите, в каком он состоянии.
Пауза – короткая, но всё же. Отец тут же давит:
– Даже не думайте мне врать! – и мгновенно переходит на мягкий любезный тон: – Залог успешного сотрудничества – честность и добрая воля сторон. Вы назвали немалую цену, и я считаю, что за такую сумму имею право получить достоверную информацию. Так что?
– Для дезактивации пришлось приложить некоторые усилия, которые… – голос запинается, – могли повредить робота.
У меня в груди словно что-то рвётся. Пульс поверхностный и частит так, что трудно дышать. Голова кружится. На автомате поднимаю руку и опираюсь о стену, рядом с фотографией отца и мэра.
– Насколько?
– Господин Александэр, – голос из телефона агрессивно напирает, – вы должны понимать, что это боевой андроид, он крайне опасен. И моя – как мне кажется, здравая – идея состоит в том вы в первую очередь должны быть заинтересованы в его уничтожении, а не хранении. Следовательно, он не нужен вам целым.
Так, мне нужно сесть. Оторвавшись от стены, я шагаю на ватных ногах в сторону стола и кресел. Добравшись до бордовой спинки, цепко хватаюсь за неё и стараюсь упасть на кресло, а не мимо.
Тем временем отец возмущённо повышает голос:
– Послушайте, любезный, что значит «не нужен целым»?! За такую сумму я требую, чтобы он был не только целым, но полностью в рабочем состоянии!
Однако голос не поддаётся:
– Это невозможно.
– Тогда можете оставить эти запчасти на той свалке, где вы их нашли. Всего доброго!
И отец прерывает звонок.
Что он творит?! Растёкшись в кресле, я одурело хлопаю глазами, пока отец неторопливо ставит локти на стол и переплетает пальцы. Конечно, он спокоен, даже доволен, наверное. Для него уничтожение – хороший вариант, если нет объекта шантажа, то и платить не нужно. Или Син всё-таки ещё не уничтожен? Насколько он повреждён? Можно ли восстановить хоть что-то? И кто мне поможет, если Дэна больше нет?
Звонок.
Судья растягивает губы в хищной улыбке. И ничего не делает. Лишь смотрит на экран.
Три секунды. Он не будет отвечать?! От страха хочется умереть прямо в этом кресле.
Десять секунд.
Быстрое движение, щелчок телефона – и голос шантажиста вступает на повышенных тонах:
– Он официально записан на вашу дочь. Это легко проверить.
Отец мурлычет:
– Допустим. Однако если робот будет кардинально сломан, невозможно зайти в систему и подтвердить его происхождение. Это же очевидно.
– Нет… Я имел в виду, что с внешней стороной точно всё в порядке…
Отец резко подбирается и переходит к угрожающему тону, который обычно использует против адвокатов, затягивающих процесс:
– Уважаемый, я теряю терпение. За свои деньги я хочу получить предмет целиком и полностью, а затем лично убедиться, что это именно тот предмет, а не какой-то муляж. А теперь ответьте мне – в его систему ещё возможно зайти? Потому что если нет, лучше вам забыть о сделке прямо сейчас. И даже не думайте меня обмануть.
