Мира снова уткнулась в планшетку, чтобы улучить последние минуты, когда её внимание не занимает выступающий у доски, и гул аудитории снова померк. Прийти в себя удалось только тогда, когда Полев, заглянув в шляпу, объявил:
– Последний номерок, коллеги. Кто не пришёл на зачёт?
Студенты начали смотреть друг на друга и оглядываться по сторонам, но никак не могли понять, кого же всё-таки сегодня нет, пока в аудиторию не вошла Таша Московцева.
Это был первый раз, когда все заметили, как она пришла. Обычно её не замечали вовсе – потому что вряд ли кто-нибудь из искусствоведов первого курса мог отчётливо вспомнить, как звучит её голос. Обычно Таша проскальзывала в аудиторию под конец перерыва, когда все были увлечены своими делами или разговорами друг с другом; ни с кем не здоровалась, не делилась новостями и ничего не спрашивала, а на парах отвечала только в случае, если того открыто требовали преподаватели. Да и само её имя ассоциировалось у Миры с тишиной.
Сейчас Таша оказалась в центре внимания и потому выглядела озадаченной. Полев кивнул, достал из шляпы номерок и вручил ей. Теперь зачётные выступления можно было начинать.
***
Рыжова вывалилась к доске прежде, чем кто-либо успел вспомнить о том, что первой выступает она. Мира уткнулась в планшетку и продолжила снова и снова перечитывать свою речь, хотя затвердила её уже до такого состояния, что та стала терять всякий смысл. Это было обидно. Теперь ещё и в уши врывался зычный голос Рыжовой – она говорила о том, как любит ходить в походы.
Мира тоже это любила, только стеснялась называть походами то, что устраивала сама себе почти каждую неделю. Когда в запасе была хотя бы половина дня, она открывала в телефоне карту города, закрывала глаза и тыкала пальцем в случайную точку – а потом удобно одевалась и обувалась, собирала в рюкзак запас еды и воды и всеми силами добиралась на место.
В той самой точке начиналась её игра. Мира выключала телефон, запихивала его в дальний карман рюкзака и забывала о том, что он существует. Внимательнее всматривалась, вслушивалась в то, что её окружает, будто старалась услышать чей-то зов.
Дальше она легко понимала, в какую сторону зовёт её город, и не противилась этому. Так поступить было бы глупо: он никогда её не обманывал и всегда давал даже чуть больше, чем обещал изначально.
Вчера Мире выпала точка в районе, где ещё лет пятнадцать назад жила её прабабушка, с которой она так и не успела по-человечески сблизиться. Обшарпанные, потемневшие от времени жёлтые двухэтажки, которые ещё в послевоенные годы строили пленные немцы, стояли в низине. Их не видевшие асфальта дворики с аккуратными невысокими заборчиками вокруг палисадников тонули в зелени. Это настроение хотелось запечатлеть. Мира машинально потянулась рукой в карман, а потом остановилась – нет, не сегодня.
Город звал её дальше, туда, где стучал колёсами поезд; а потом ещё дальше, за железнодорожные пути. В этот раз он подарил ей берёзовую рощу, которую ей тоже захотелось запечатлеть, но она снова пошла на принцип. В конце концов, теперь никто не мог отнять у неё эту рощу – она могла прийти сюда в любое время, когда позовёт её город.
И теперь ей хотелось знать, слышит ли этот зов кто-то другой, и если да, то какие места город подарил ему.
***
Мира очнулась от всплеска аплодисментов и увидела, как Рыжова, поклонившись, засмеялась. Следом по локтю проползло что-то, легонько защекотав, – это были волосы Юльки, которая встала и готовилась идти к доске, потому что был её черёд выступать.
