Прошёл год. В следующем году одноклассники не собирали деньги на праздник. Эльмира подумала, что если они снова будут праздновать, она попросит у родителей деньги – ведь она уже один раз доказала свою любовь и заботу.
Но следующего раза уже не было…
Однажды, когда они сидели на кухне, мама спросила, праздновали ли они 23 февраля. Тогда Эльмира рассказала свою историю. Мама очень расстроилась, что дочь сама приняла такое решение и ничего не сказала, жертвуя собой. Она заплакала и спросила, разве они заставляли её в чём-то отказывать себе?? «Конечно, нет, – ответила Эльмира, – конечно, просто я за вас переживала, потому что люблю вас».
После этого Эльмира решила, что если будет делать что-то ради родителей, она даже не будет им рассказывать, чтобы они не переживали. Как ребёнок, она не понимала, что в этот момент заложила основу своей жизненной стратегии: жертвовать собой ради близких, но молчать об этом, чтобы они не переживали.
Она не сделала вывод, что нельзя жертвовать собой без их ведома и согласия, а нужно говорить, спрашивать, нужна ли им эта жертва. Нельзя самой предполагать, как они будут думать и действовать. Они могли повести себя совсем не так, как она представляла. Но тогда ей казалось, что это и есть настоящая любовь – жертвовать собой во имя семьи, не заставляя их переживать.
С одиннадцати лет у нее работала другая система ценностей: самопожертвование ради близких втайне от них самих.
***
Земля продолжала сотрясаться, не прекращая ни на минуту. Эльмира лежала под завалами, придавленная тяжелыми бетонными плитами, не в силах пошевелиться. Нога лежала на ноге, она сама была на левом боку. Перед ней растеклась лужа крови Арсена. Её белый школьный фартук, в кармане которого лежали десять копеек на коржик – деньги, которые Эльмира так и не успела потратить – был весь в крови и пыли. Она не могла пошевелиться, даже пальцем шевельнуть. Только слышала, как где-то рядом передвигались люди.
Боже, неужели кто-то её спасёт?
К завалам подошел мужчина и начал руками раскапывать, пробивая в завале небольшое отверстие. По крикам Лианы он понял, что здесь есть дети. Эльмира, как всегда, молчала. Мужчина старался изо всех сил. Вот уже появился свет! Вот и голова Эльмиры показалась из-под завала. Она увидела свет, увидела лицо мужчины… Боже, какое отчаяние в его глазах, красных от слез! Лицо было все в пыли, смешанной с кровью, издающей ужасный, невыносимый запах, который ещё очень долго не будет отпускать мужчину. Он продолжал ковырять завал, стараясь спасти Эльмиру, но тяжелые бетонные плиты были неподъемны.
– Ты не знаешь, где сидел Арман? – спросил он.
– Нет, не знаю… Какой Арман? – с отчаянием ответила Эльмира.
В четырёхэтажной школе, превратившейся в груду обломков, было невозможно понять, кто где сидел.
– Не могу больше… – прокричал он, побежав дальше. – Арман! Арман!
Эльмира лежала, но теперь она видела, что происходит снаружи.
Хаос… невообразимый хаос. Земля продолжала сотрясаться, люди кричали, бежали в разные стороны. Взрослые бросались к завалам, ища своих детей. Кто-то кого-то спасал, кого-то доставали живыми, а чьи-то тела оставались лежать на асфальте. Эльмира пыталась хоть немного перевернуться, но чувствовала сильную боль в зажатой ноге. Ей было невероятно тесно, как будто её сжали в тиски. Она видела, как другие родители бежали к груде обломков, называемой когда-то школой, подходили и к ней, пытались спасти, но, ничего не достигнув, оставляли её и бежали дальше, искать своих детей.
