– Что же ты, гончар, не послушался? Жил бы у меня теперь безбедно. Что тебе эти люди? И жена твоя нынче убежит воду из колодца пить. Дети твои с Яхией, сыном мясника, подружились.
– Так это твоих рук дело, колдун! – вскричал Юсуф, – Я тебе за этим понадобился?
Закивал головой старик:
– Прозрел я, когда поговорил с тобой. А уйдешь – и вовсе помолодею.
Вышел Юсуф за ворота. Улица как вымерла. Калитки незапертые, как рты беззубые хлопают. Дома как ослепли. Сельчане из своих домов высыпали, окружили его, будто злые дети, стали бить и кричать, корча безумные рожи.
– Бегите, – сказал он, улыбаясь сквозь слезы, – на кладбище халву раздают…
Все разбежались, а он побрел к тому месту, где колодец. Вода была обычной на вкус. Он выпил и шепнул: «На, молодей!». И побежал вслед за всеми – на кладбище. Там хоронили безвестного старика. Говорят, при жизни он был слеп. Кто зашивал его в саван, рассказывали, что на нем была бедная одежда, и шея его, как стебель саксаула торчала.
Сельчане по доброте душевной всегда хоронили нищих у себя на кладбище, даря им последнюю свою заботу, даже если не знали их при жизни.
А поутру проснулся от птичьего щебета – это птичка хлопотала над гнездом. Он вспомнил, что вчера закончил вазу, – и стало легко на душе.
Когда он вернулся из мастерской, во дворе черепков уже не было…
Дивная восточная мелодия сплетала узоры в воздухе. Праздник…
Тьфу ты, праздники кончились. Будильник в комнате доцента Расимова показывал без двадцати пяти девять. Это счастье, что живет он в двух шагах от университета. Есть еще время собраться и добежать. Доцент Расимов был физиком и занимался структурированной водой. Первая пара сегодня у первокурсников. Это вводная лекция. Вчера весь вечер он думал, как сделать ее более занимательной, почти всю ночь рылся в книгах, искал легенды о воде и дополнял ими лекцию в нужных местах. «Присниться же такое!» – поражался он, взлетая по ступенькам. В аудитории 417 его уже ждали.
Вечером, расслабленный, снова он вспомнил про свой сон. Листая собранное, наткнулся на суфийскую легенду:
«Выпил он новой воды и стал безумен, как они, и подумали все, что обрёл он разум»…
«А у нас-то не так вышло», – почему-то обрадовался он, не переставая думать про сон. Старый кувшин из необожжённой глины, когда-то подаренный ему товарищем в Средней Азии, показался очень похожим на посуду Юсуфа…
Ленточка яркая, завязанная замысловатым бантиком.
– Вот! – Я протянула ослепительную коробочку. – На работе с Днём рождения поздравили!
– Ох, и молодцы ваши девочки – и внимание, и оформление, – мама протёрла упаковку от невидимой пыли.
«Так-таки…» – простучала откинутая картонная крышка.
– Покажи! Покажи! – заскакал от радости мой Петька – как все дети он любил сюрпризы и подарки.
Из-под своих хрустяще-бумажных пелёнок показались чайные чашки с беспечными летними цветами.
Я купила это в маленьком магазинчике на углу – самой себе. А День рождения у меня завтра…
Показалось, что мыши скребутся. Б-р-р! Была бы у меня шерсть на холке – встала бы дыбом. А это сыпалась штукатурка с потолка в коридоре. Потом закапала вода.
– Тряпку, тряпку возьми! Да уйди ты, простудишься! Я сама!
Я отошла по привычке – маме было бесполезно возражать.
– Что стоишь, – звони им уже, а то это никогда не кончится!
Звоню новым соседям – длинные гудки. Над ухом слышу:
– Что за люди! Безобразие!
