– Да никак ты, Митрич, с ума спятил, суешь мне реестр за прошлый год! – сердился бухгалтер.
– А? Что?.. – спрашивал Пузырев.
Он точно просыпался и, ничего не понимая, смотрел на бухгалтера. За его спиной сослуживцы качали головами и стукали пальцами в лоб.
– Что ты там бубнишь? – спрашивали его.
– А?.. – отрывался от своих мыслей Пузырев.
– Я говорю, что ты там бубнишь?
– Я ничего…
– Как же «ничего»? Бубнит и бубнит.
В контору приходил иногда хозяйский сын, гимназист. По секрету от отца он таскал своим приятелям бутылки вина.
– Вот, – как-то обратился к нему бухгалтера – не знаю, что с нашим Митричем делается. Все о каких-то высоких материях думает, о загробной жизни.
Гимназист только что прочел тощие образцы материалистической литературы и с убежденностью неофита махнул рукой:
– Все это ерунда. Какая там загробная жизнь.
Пузырев необычно встрепенулся.
– То есть как это – ерунда? – с какой-то даже мукой в голосе спросил он.
– Конечно, ерунда, – продолжал гимназист, – есть одна материя и больше ничего.
Пузырев ничего не ответил. Слово «материя» укололо его с необъяснимой дьявольской жестокостью. Он сумел понять молодую убежденность гимназиста, и что спорить здесь не о чем.
Больше никаких событий в конторе не происходило. Но что-то осталось в душе Пузырева от уверенных слов молодого Мухина, грубым посторонним телом вошло в его смутный мир. Однажды он явился на завод без шапки, дико размахивая руками. В контору он не зашел, покружился немного по двору, изумляя баб в перемывочной, и опять вышел за ворота. Размахивая руками и что-то бормоча себе под нос, он направился по улице и завернул за угол.
– Ишь, какой веселый, с утра нализался, – сказал с завистью и уважением проезжавший извозчик.
Пузырев завернул за угол и продолжал свой путь. Потом он почему-то остановился перед полицейским участком. Постояв минуту, он решительно поднялся по ступенькам и вошел в канцелярию.
Было еще рано. Пристав пил чай у себя на квартире, городовой побежал в лавочку за папиросами, письмоводитель запоздал – в канцелярии не было ни души. Пузырев обвел мутным взглядом комнату. Вдруг он нахлобучил на голову полицейскую фуражку, висевшую на вешалке, надел на правую сторону шашку пристава и сел за стол.
Он схватил перо и стал лихорадочно писать: «Ангелы и архангелы, возьмите моего хозяина Мухина с сыном в рай и кормите его белым хлебом, предварительно помазав хлеб медом». И подписался с лихой закорючкой: «Член рая Пузырев».
Когда изумленный пристав появился в дверях, а в других – перепуганный городовой, Пузырев с важным видом подписывал полицейские бумаги: «Член рая Пузырев», «Член рая Пузырев»…
Сильные руки схватили его. Он почувствовал страшную усталость и не сопротивлялся. Потом он трогательно и нежно улыбнулся – над ним веяли прохладой огромные призрачные деревья, и ангельские уже голоса доносились из голубоватой чащи райского леса…
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
