Внезапно Гамилькар дал знак вознице. Натянув поводья, тот остановил взмыленных коней.
– Сойди, сын мой!
В голосе была пугающая торжественность. Странный хохот, неожиданная суровость, возвращение в Карфаген. Как это понять?
Кроны деревьев скрывали приземистое здание. Ганнибал много слышал о нем, но еще не переступал его порога. Это храм Ваал-Хаммона и одновременно усыпальница основательницы города Элиссы, которую иногда называют Дидоной. У входа в святилище выстроились люди в длинных черных одеяниях и головных уборах, расшитых золотыми звездами. И тут мальчик догадался, что это не случайная остановка. Жрецы знали о прибытии Гамилькара и подготовились к нему.
Грянул хор голосов, возвещая начало священной церемонии. Отец и сын поднялись по гранитным ступеням, стертым тысячами ног, и оказались между двумя рядами массивных черных колонн. Остановившись у одной из них, Гамилькар показал на вделанную в пол плиту с витиеватой надписью:
– Здесь похоронен наш предок Барка, верный спутник Элиссы.
Произнеся эти слова, отец склонил голову. Мальчик последовал его примеру.
И вот они идут дальше, сопровождаемые заунывным пением. Светильники на стенах освещают такие же плиты с именами тех, кто стоял у основания города и создал славу Карфагену. Но вот на мгновение стало темно. Заколебалась и медленно отползла в сторону завеса. В глубине открылся освещенный пламенем алтарь, за ним виднелась огромная медная статуя Ваал-Хаммона. Бог восседал на медном троне, вытянув вперед руки ладонями вверх.
Ганнибал вздрогнул. Он знал, что на эти ладони в дни городских празднеств жрецы кладут священные дары. Нет, не золото, не серебро, не драгоценные камни, а первенцев, самое дорогое, что можно отнять у отцов и матерей. Младенцы скатывались по медным рукам в отверстие на груди бога (сейчас оно было закрыто заслонкой) и исчезали в пламени, гудящем под троном. Шестьсот лет, год за годом, Ваал-Хаммон пожирал первенцев, и не было еще никого, кто бы осмелился сказать ему: «Нет!»
Напуганный близостью сурового бога, мальчик словно окаменел, и неизвестно, сколько бы времени он мог так простоять, если бы не ощутил на голове теплую отцовскую ладонь. Гамилькар пропускал между пальцами курчавые волосы сына. Не привыкший к ласке, мальчик вскинул лицо. Отняв руку, отец протянул ее к богу.
– Сын мой! – послышался голос отца. – На нас смотрит Ваал-Хаммон. Он хочет знать, готов ли ты разделить мою судьбу и судьбу моего войска?
– О да, отец! – радостно воскликнул мальчик. – Возьми меня в страну гарамантов. Я готов ко всему.
– Здесь да развеется обман, оружие против недругов, – произнес Гамилькар вполголоса. – Узнай, сын мой, то, что еще пока не знает никто, кроме самых близких друзей. Я веду войско не в страну гарамантов, как объявил всем, а в Иберию, чтобы оттуда, когда придет время, обратить оружие против Рима. Я привел тебя сюда, чтобы ты дал клятву перед лицом божества.
Ганнибал молчал. Он был счастлив, что отец доверил ему тайну. Но зачем эта клятва? Он и без этого никому не расскажет о замыслах отца.
– Стань там, – сказал Гамилькар, указывая на жертвенник.
Мальчик поднял руку, и в тот момент, когда пальцы коснулись камня, вспыхнул сноп пламени, освещая Ваал-Хаммона и капли пота на его медном лбу.
– Сын мой! – голос отца наполнил весь огромный зал. – Видят боги, я сделал все, чтобы повергнуть враждебный нам Рим. Но счастье было на его стороне. Мы испытали позор поражения. И если мне не будет суждено избавить наш город от позора вот этой рукой, мой меч должна подхватить твоя рука. В твоем сердце, не угасая, как пламя этого очага, должна пылать ненависть к римскому имени. Повторяй за мной слово в слово:
