Убили японского рыбака (у Курильской гряды).
Пришел Мась: «Это вообще-то мой стол».
В этой тетради, кажется, ни одной утренней записи.
Дождя так и нет, на редкость сухой август. Прошлый, если перечитывать, отличался ветрами.
Толя рассказывает, как он трудился в сварочном цеху. Варил решетки из арматуры, а в соседнем цеху, кузнечном, делали для него заготовки, и там был хохмач. И Толя варил очень быстро, чтобы пойти хохмача послушать. Кузнецы говорят: «Иди, вари, сейчас начальство придет». А Толя им: «Я уже все сварил». Те не верят. Один сходил посмотреть. Толя даже план нарисовал, как у них цеха располагались. И показывает, как он шел, каким маршрутом. А Толя слышит, как он зашел к нему в сварочный, посмотрел и пошел обратно в кузнечный. Идет по коридору и «еб твою мать, дурак! Еб твою мать, дурак! Зачем все сварил? Мы на три дня заготовок наделали – он все сварил! Еб твою мать, дурак!»
У Рильке про полнокровного человека, про которого думали – он румянится.
Хорошее имя Броун – для кого-нибудь непоседливого.
Вот бежит человек: это он торопится или это у него ради спорта?
Пророк сегодня рассказывал, он делал руками так, будто что-то мнет в них, и говорил: «Господь ведь тянет из людей душу» – и становилось наглядно. А потом он сказал: «Лябзики, – Что? – Лябзики, – А что такое „лябзики“? – Ну, мякиш хлебный.»
«Шарики из хлеба,» – подумал я.
Вчера купил толстого Фета. Сегодня читал его в церкви, стыдливо обернув белой бумагой.
Толстой в письме называет Фета толстым добродушным офицером.
Маша дала мне попробовать настоящий горький шоколад. Она его ест, чтобы не раскиснуть.
За ужином между Мизем и Танюшкой разгорелся спор, как правильно разогревать макароны: на масле или на воде. Таня настаивала на воде, и тогда спор по поводу воды: Таня налила воду на холодную сковородку, а Мизь настаивал, чтобы она нагрелась, и вода закипела – как делала бабуля.
Ромик не тратит, Лелика не берут
Марина страдает. Она отдала старшего Даню в семью мужа, и осталась с Леликом. Даню в конце лета подстригли и перевели в другой садик. А Лелика в садик не берут, ему еще нет трех. Так Марина вынуждена была оставлять Лелика дома на целый рабочий день (она устроилась продавцом).
А Сережа снова принимает наркотики. Но она все равно хочет за него замуж, чтобы матушка его, которая тоже этого хочет, купила ей фату. На свадьбе с Толей у нее не было фаты, родители были против, и свадьба была без всего.
Таня поговорила с заведующей, и Лелика взяли в сад. Разговор закончился Таниным: «Вы человек!»
Новые подробности истории с Ромиком: Ромик не тратит своих денег, живут на Настины. Настя получает зарплату – они куда-то идут, а так Ромик сидит дома, мама его кормит, он все время молчит. Мама от этого сама не своя: «Я больше не могу! Когда он уедет?!» Бабушка говорит, что он по-прежнему квасит. Вечером приходит Настя, и они пьют.
Человек мычит, ничего не помнит, слова забывает, за спину себе показывает – там рюкзак, а слова не помнит. Я ему говорю: рюкзак. Он кивает: рюкзак! Я ему слово напомнил. Выглядит человек хорошо, но ничего не помнит.
Во время венчания девочка мелкая, дочка жениха и невесты: бабушка внесет ее в церковь – она в рев, вынесет – успокоится. А девочка была похожа на казашку (в маму, а папа русский). И так девочку вносили-выносили. Она уже всхлипывать стала, как я в детстве. Бедный ребенок!
