Поначалу юному Иоанну с трудом давалось учение. Но в урочный час после горячей молитвы к просвещающему всех Господу «точно завеса спала с его очей». Успехи его в Архангельской семинарии были столь блестящими, что сына бедняка из захолустной Архангелогородчины направили в Санкт-Петербургскую духовную академию.
Не профессию, не ремесло, дающее кусок земного хлеба, видел праведный Иоанн в предстоящем ему пути священника – он сознавал всю устрашающую высоту этого призвания. Святитель Иоанн Златоуст утверждает: «Священники для нас суть те мужи, которым вручено рождение духовное, чрез них мы облекаемся во Христа. Потому справедливо мы должны не только страшиться их более властителей и царей, но и почитать более отцов своих. Безумно не уважать такую власть, без которой нам невозможно получить спасение». Увы! С XVIII века подобным безумием было заражено почти все «культурное» общество России, относившееся к духовенству с барским пренебрежением. Петр I (1672–1725) в своей табели о рангах поставил священников ненамного выше крепостных крестьян, и так же относились к «попам» гордецы, чванящиеся своими чинами и званиями, писательскими или научными талантами. Зримым обличением этих духовных невежд было житие великого Кронштадтского пастыря. На святом праведном Иоанне проявлялась истина его собственных слов: «Что за высокое лицо – священник! Постоянно у него речь с Господом, и постоянно отвечает на его речь Господь. Что ни треба, что ни молитва, то речь с Господом; что ни треба, что ни молитва, то ответ на нее Господа. Священник – ангел, не человек, все житейское он должен далеко оставить за собою».
Образ праведного Иоанна Кронштадтского – это идеал православного пастыря из «белого» духовенства. Во всей истории Церкви мы найдем немногочисленные примеры подобного пути к святости. Воистину дивен подвиг этого воина Христова, рожденного униженным и поруганным русским духовенством прошлого века. Среди бурных и нечистых волн житейского моря праведный Иоанн возжег, сохранил, надо всей Россией вознес светоч веры.
Однажды юноша из крестьянской семьи Семен Антонов обратился к Кронштадтскому пастырю: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал». Когда началась молитва праведника, Семен почувствовал, что кругом «гудит адское пламя». Гонимый дыханием вселенской злобы, которое он въяве ощутил по молитве святого Иоанна, юноша бежал на Афон и вступил в число иноков-святогорцев. Там просиял он монашескими подвигами. Бежавший от мира юноша Семен стал преподобным Силуаном Афонским (1866–1938), великим молитвенником за погибающий мир.
Благословившему его Кронштадтскому праведнику был уготован иной, сложнейший удел. В своих творениях святой Иоанн восхищается подвигами затворников, отшельников, молчальников, в уединении прокладывавших свой путь ко Всевышнему, но сам он на земле не имел ни уединения, ни покоя. Прозорливый пастырь, он вершил свой труд в средоточии «гудящего адского пламени» – среди грязи и прелести демонской, в окружении мирских толп, зараженных грехом. И, омывая молитвой скверну бесчисленных человеческих душ, праведный Иоанн оставался чужд любому соблазну.
Обладающие духовным опытом знают, как липка мирская грязь, как немощен человек и какой неимоверно трудной является победа во внутренней битве, одержанная Кронштадтским пастырем, стяжавшим святость в миру. Но как же удалось праведному Иоанну уберечь собственную душу в пресветлой чистоте?
