Валуев, кряхтя и капая кровью, опустился вниз. Немного посидел, раскачиваясь, и откинулся на спину.
– Забирайте. В шкафу деньги. В большой комнате. Не трогайте меня, – произнес он, еле дыша.
– Да я ведь не за этим, Иван Тимофеевич.
– Берите всё. И уйдите. Вызовите скорую. Прошу вас.
Константин не спеша высыпал патроны и, встав на цыпочки, положил их на книжную полку. Потом педантично защелкнул барабан и убрал «Люгер» обратно в стол. Пугач ему был не нужен.
– За деньги спасибо, выручили, – сказал он. – Но я, вообще-то, не грабитель. Мне бы справочки навести.
– Справочки? Х… Х-х… – Валуев утробно кашлянул и застонал от боли. – Я же вру, сочиняю. Про все эти разборки. Если что совпало, так случайно. Советовал мне Владик – осторожней надо. Вдруг за чистую монету примут…
– Какой Владик? – насторожился Константин.
– Савельев. Тот, майор.
– А другие? Как насчет других Владиков? Допустим, Нуркин…
– Не слышал никогда. Или постойте… Нет. У меня в одном романе Норкин был. Но я его придумал! Если кого обидел…
– Обидел, Иван Тимофеевич, обидел, родной. Да что уж теперь, поздно воспитывать. Приговорили тебя. Желаешь умереть попроще – назови адрес. Будешь молчать – сдохнешь в страданиях.
– Вы же псих! – с ужасом пробормотал Валуев.
Костя приподнял писателя за лацкан и, приблизив его перекошенное лицо к своему, сказал:
– Я одного гада на кишках удавил. Знаешь, сколько у него кишок было? По всей комнате валялись. Ментов, небось, неделю рвало. А меня – нет. У меня рвотный рефлекс отсутствует. Так что побеседуем.
Валуев округлил глаза и, замычав, сделал несколько энергичных движений ногами, но стоило Косте отпустить халат, как он рухнул на пол.
– Зачем пустил? – горестно произнес он. – Не убивайте…
– Мне только это и говорят. Нет чтоб адресок шепнуть, избавить себя от неприятных мгновений. Ну?! Колись, Иван Тимофеевич! Ты же не каменный. Будет больнее.
Константин поставил ботинок ему на живот и легонько, пока еще для острастки, нажал.
– А-а! А-а-а!!! – замотал головой Валуев.
– Что «а»? Где найти Нуркина? Хорошо, я тебе помогу. Нуркин живет по чужим документам, – медленно, почти по слогам проговорил Костя. – Его новая фамилия… Ну? Его фамилия… Иван Тимофеевич! Пожалей себя!
– Чижов, – выдавил он, хлюпая красной слюной.
– Дальше, – Костя перестал давить, но ботинок не убрал. – Дальше! Имя, адрес.
– Алексей. Ленинский проспект, сорок два.
– Квартира. Не тяни резину!
– Сорок… сорок два.
– Так. Ты у него был?
– Чего вы от меня хотите? – взмолился Валуев.
– Был? – рявкнул Костя.
– Да, – безвольно сказал он.
– Отлично. Какой у него этаж?
– Не мучьте меня…
– Этаж!
– Шестой, – не вполне уверенно ответил Валуев.
– И телефон, – потребовал Костя.
– Четыреста двадцать… – начал тот, но Константин внезапно снял с живота ногу и врезал ему под ребра.
Иван Тимофеевич уже не кричал – только схватил губами воздух и кисло, как дряхлый старик, заплакал.
– Адрес ты взял с потолка, – холодно проговорил Костя. – Четыреста двадцать – это другой район. И этаж тоже. Сорок вторая квартира на шестом этаже находиться не может. Одного не пойму: почему его все выгораживают?
– Не знаю я никакого Чижова, – захныкал Валуев. – Что хотите расскажу, только…
– Нуркин, – напомнил Константин. – Нуркин, а не Чижов.
– Не знаю я-а-а! – заныл он.
Костя сел в удобное крутящееся кресло и с сожалением посмотрел на писателя. Тот бессмысленно шевелил руками, пачкал палас кровью, но колоться, кажется, не собирался. Боль, которую он терпел, не шла ни в какое сравнение с той, что знал Костя, но всё же это была Боль – с большой буквы. А выдержку Костя уважал.
